– Ну, как? – скромно спросил, хотя заслуженная гордость творца так и перла из него.
Супруга молча повернулась и ушла в дом. «Ревнует, что ли?» – озадачился дед. Но Зинаида Григорьевна скоренько вышла, неся в руке широкополую соломенную шляпу, в которой в огороде иногда работала, и водрузила ее Фросе на голову. Окинув соперницу критическим взглядом, слегка сдвинула шляпу набекрень.
– Курица-фифа! – сказала ласково, и дед понял, что Фросе нашлось местечко в сердце Зинушки. Если даже она и оживет, они поладят.
– Может, и фифа, но уж никак не курица!
– Больно белая.
– Зато ты прямо копченая!
– Ее бы в огород на целый день, да без шляпы, сразу копченой стала бы.
– Не, к белокожим загар не пристает. Сварилась бы.
– Барыня какая!
* * *
Ближе к вечеру Игнатьевич вышел за двор, посидеть на лавочке – людей посмотреть и себя показать. Недолго посидел, как с Кавказской вывернули на Заречную три новых знакомых – две Людмилы и Зоя. Потоптавшись немного, свернули к нему.
– Добрый вечер, Федор Игнатьевич!
– Здравствуйте, красавицы! Никак, задаток за дом принесли? – съехидничал дед.
Бабенки засмущались
– Мы гуляем, вот до Волги решили пройтись, кошкам рыбки на берегу у рыбаков купить. У них, вроде, подешевле.
– Вас увидели – решили подойти, поздороваться.
– Да, раньше родители хорошо детей воспитывали, учили стариков почитать, не то, что нынешние!
– Ну, какой вы старик, Федор Игнатьевич!
– А кто же? Молодого вы разве б стали за нос водить! А старпер из ума выжил, что с него взять! А я и повелся, уши развесил! – со слезой в голосе вымолвил дед.
Бабенки засмущались еще больше, особенно одна, средняя по размеру и объему, Зоя, – та прямо заполыхала румянцем. «Надо же, – про себя подивился дед, – в возрасте, а краснеть не разучилась!»
– Мы вам хоть сейчас правду расскажем!
– Валяйте, – усмехнулся дед, – тем более, что я про вашу правду уже от Катьки Мокровой в курсе. Буду сравнивать, кто больше наврал. А я уже шустовскому сыну позвонил, мол, вроде покупательница нашлась.
Тут даже главная у них, самая большая, ягодка Мила, зарумянилась, а маленькая, Люся, уничтожающе на нее взглянув, процедила:
– Тайное всегда становится явным!
Федор Игнатьевич лишний раз убедился в том, что у баб налицо – стереотип мышления: не далее как сегодня утром он это уже слышал. Правда, формулировка его отличалась от салимгареевской, поскольку с основами психологии он не был знаком. В его трактовке это звучало так: мысли у баб, как и у дураков, сходятся. И еще дед понял, что единства в этих бабьих рядах нет.
Ну, ладно, – смилостивился он, – чего тут на миру сидеть, пойдемте, с бабкой поздороваетесь, она вас кваском холодным угостит.