Все эти события имели и практические последствия. Поскольку история об испытаниях, выпавших на долю нашей семьи, стала достоянием широкой публики, к нам стали обращаться друзья, и друзья друзей, и совершенно посторонние люди. По всей видимости, мою статью все еще читают, так как я продолжаю получать всё новые письма. Такое впечатление, что каждый второй из моих корреспондентов оказался в эпицентре той или иной версии жуткой ситуации, связанной с наркозависимостью – собственной, или ребенка, или супруга, или сестер и братьев, или родителей, или друзей. Часто они спрашивают совета. Но даже сейчас я даю советы очень осторожно, ничего определенного.
Я безоговорочно поддерживаю главную рекомендацию любой толковой кампании, направленной против наркотиков: начинайте рано говорить с детьми о проблеме наркотиков и обсуждайте ее постоянно. Иначе найдется кто-нибудь другой, кто займется их просвещением. Должны ли вы откровенно и честно рассказывать о своем опыте употребления наркотиков? Это решение каждый должен принимать самостоятельно, поскольку каждый родитель и каждый ребенок – уникальные личности. Я был бы очень осторожен и никогда не позволил бы себе воспевать злоупотребление наркотиками или алкоголем, я бы учитывал возраст детей и не давал бы больше информации, чем та, которую они могут понять и усвоить в данный момент. Но в конечном счете я не уверен, насколько важно, что и как вы расскажете им о своем опыте и расскажете ли об этом вообще. Гораздо большее значение имеют другие вещи. В какой момент я бы сам признался в этом своей семье? Я уверен, что детям не нужно знать все детали личной жизни родителей, но я никогда не стану лгать своим детям и честно отвечу на все их вопросы. Рано или поздно Джаспер и Дэйзи прочитают это. Эта информация их не удивит: они прошли через эти переживания. Мы постоянно разговариваем не только о Нике, но и о наркотиках вообще, о влиянии и давлении сверстников и о других сторонах их жизни. Они узнают об истории отца, который когда-то употреблял наркотики, и о цене, которую он за это заплатил. А историю своего брата они уже знают.
Более всего родители хотят знать, в какой момент ребенок уже не пытается экспериментально доказать, что он уже не обычный подросток, что не просто проходит определенный этап в своем развитии или совершает ритуал инициации. На эти вопросы нет ответа, поэтому я пришел к выводу, что лучше перестраховаться и вмешаться пораньше, не ждать, пока ребенок начнет представлять опасность для себя или других. Оглядываясь назад, я признаю, что хотел бы вовремя заставить Ника – пока он был достаточно молод и я имел законное право его принудить – пройти долгосрочную программу реабилитации. Если отправить ребенка или взрослого, неважно, в реабилитационный центр прежде, чем он будет готов и способен понять принципы выздоровления, это, может быть, и не убережет его от рецидива, но, судя по тому, что я наблюдал, это ни в коем случае не повредит, наоборот, может даже помочь. К тому же провести время в вынужденном воздержании в подростковый период, когда формируется личность человека, лучше, чем если бы это время было отдано наркотикам. Принудительное лечение в рамках эффективной программы позволяет достигнуть по крайней мере одной ближайшей цели. Оно удерживает ребенка от употребления наркотиков на то время, пока он проходит курс лечения. Чем меньше он употребляет, тем легче бросить, следовательно, чем дольше продолжается лечение, тем лучше для ребенка.