Я пробыл в районе 1>йМорской и штаба крепости до наступления темноты и воочию видел полную невозможность ликвидации вокзала силами одной инструкторской роты; затем с великим трудом добрался до штаба округа и там свалился в кабинете начальника штаба. На этот раз Сыромятников был здесь, но очень удивил меня какой-то странной рассеянностью и равнодушным отношением ко всему происходившему; по-прежнему всем распоряжался Смирнов.
Через некоторое время удалось пристроиться на автомобиль, на котором ехал офицер с бумагами на подпись Розанову, с которым до этого времени не мог даже поговорить по телефону и который даже не знал о моем нахождении во Владивостоке.
Дом Свидерского, в котором жил Розанов, был окружен постами часовых его казачьего конвоя; на дворе стояли два доморощенных броневых автомобиля.
Электричество не работало, и кое-где горели свечи, вставленные в бутылки; прихожая была завалена спавшими на полу гардемаринами[1857]. Мое появление было полной неожиданностью. Розанов наспех ознакомил меня со сложностью своего положения, в котором главную роль играли сейчас чехи, ибо американцы объявили о полном невмешательстве, а японцы занимали двойную позицию, одной рукой (Ойя[1858] и союзная комиссия) сдерживая и играя на беспристрастности и необходимости не допускать кровопролития, а другой (независимая военная миссия полковника Изоме[1859]) – обещая негласное содействие и подбадривая на твердые и решительные действия.
При этом было доподлинно известно, что чехи под разными видами тайно помогали восставшим и что их командование было на стороне Гайды и в случае каких-либо осложнений могло даже выступить активно на его защиту вообще, а при его неудаче в особенности.
Вскоре после моего прибытия мне самому пришлось быть свидетелем нелепого положения старшего представителя русской власти на русской территории; почти непрерывно на квартиру командующего войсками являлись разные представители союзного командования с заявлениями, уговорами, советами, предостережениями, и все завершилось получением почти что ультиматума от старшего во Владивостоке чешского генерала Чечека[1860], заявившего в самых решительных выражениях, что если генерал Розанов начнет военные действия против Гайды, то будет отвечать за это перед Чешской республикой и чешскими войсками во Владивостоке и в Сибири (последнее было изложено очень дерзко и должно было быть понимаемо, как[1861] определенная угроза ответа немедленным военным против нас выступлением).
Этот ультиматум был получен в то время, когда в кабинете Розанова находился японский полковник Изоме, занимающий здесь совершенно исключительное положение; он состоит начальником особой японской военной миссии, независим от местного японского главнокомандующего и подчинен прямо Токио. Он весьма прилично говорит по-русски, хорошо образован, держится европейцем, настроен резко враждебно против американцев и чехов и все время подбивает Розанова, с которым, по-видимому, находится в очень дружеских отношениях, к самым решительным и бескомпромиссным действиям.