– Где ваши люди? Почему их только тысяча, а прописано и должно быть две тысячи?
– Остальные проживают в пансионатах и на частных квартирах Берлина. Многие находятся в командировках в других городах, – ответил я.
– Как это проживают в пансионатах и других квартирах, если они прописаны здесь? Вы за этот обман будете отвечать!
– Нет, – ответил я, – у меня есть разрешение полицайпрезидента, в котором сказано, что мне разрешается прописывать людей в гостинице с правом жительства по любому адресу в Берлине.
Он прочел письмо, швырнул меня в последний автобус, с которым я и прибыл в управление гестапо, где уже были все наши работники.
Среди них было много белогвардейцев, которые вели среди нас шпионско-вербовочную работу. Так в первый день войны мы оказались в концлагере. К вечеру в лагерь были доставлены коменданты и шифровальщики, которым пришлось очень туго.
Они нам рассказали, что в 4 часа утра гестаповцы начали ломать железную решетку, которой на ночь закрывалась входная дверь в торгпредство. Дежурный комендант дал сигнал тревоги. По нему все шифровальщики и коменданты, жившие в помещении торгпредства, прибежали в шифровальный отдел и стали сжигать секретную документацию в электрических печах. Но вскоре электричество отключили, и жечь документы пришлось на полу, разжигая костры, дым от которых выходил в окна. Через два часа гестаповцам удалось войти в помещение шифровального отдела, открыв железную дверь с помощью автогенной сварки. Ворвавшись туда, гестаповцы зверски избили всех шифровальщиков и комендантов. Их привезли в лагерь в бесчувственном состоянии, окровавленных, обгоревших.
Не буду описывать лагерную жизнь, длившуюся одиннадцать дней. Она была очень тяжелой. Мы испытали там и голод, и холод, и побои, и оскорбления. Содержали нас как скотину, так и кормили. Не поддались мы и на агитацию гестаповцев и белогвардейцев, которые призывали нас не возвращаться домой, говорили, что Москва будет взята в ближайшие дни.
На 12‐й день утром нас посадили в автобусы и повезли в Берлин. Затем в вагонах на Восток под усиленной охраной гестаповцев с автоматами, которые не разрешали нам даже высунуться из окон, хотя была невыносимая жара. Мы проехали Австрию, Чехословакию, Югославию, Болгарию, прибыли на болгаро-турецкую границу. Когда наш эшелон проезжал по территории Чехословакии, машинисты паровозов, повстречавшись с нами, показывали нам пришитые к подкладке пиджаков красные звезды или серп и молот в знак солидарности. Это вдохновило нас, придало уверенности в своих силах.
В Югославии на одной из станций наш эшелон остановился против немецкого воинского эшелона. На нем на открытых платформах были танки, на которых лежали, греясь на солнце, немецкие солдаты. Один из них долго смотрел на нас, обросших и тощих, и, не выдержав, спросил: