Вихсар, выслушав, бросил на него тяжёлый взгляд.
– Они не вернутся, – ответил мрачно. – Здесь останемся ещё на две ночи, подготавливай остальных к отбытию.
Угдэй кивнул, повернулся к двери, собираясь уходить – дел ещё было много.
– Позови мне Тимина, – велел напоследок хан, отпуская его.
Воин вышел, оставляя Вихсара в тишине. Всё же нехорошо, что мальчишка околачивается возле княжны. Может, и правда той пленнице, взятой из деревни Игши, позволить остаться с ней?
Отрок явился быстро, оповестил о том, что Мирина осталась в своём шатре и оттуда не выходила. Ей нужно время, чтобы оправиться, Вихсар это понимал отчётливо и решил пока оставить её в покое. Сам весь день промаялся с ранами, поворачиваясь с боку на бок. После обеда, когда батыр справился с задачами, он пришёл в шатёр, видно, опасался, что жар всё же может обрушиться на вождя к ночи. Но огненный вихрь не трогал его, что удивляло даже такого заскорузлого мужа, как Угдэй. Может, всё же защитили заговоры княжны, а может, не они вовсе, а что-то другое, то, что так много давало ему сил – её присутствие рядом.
К вечеру усталость всё же начала донимать, и иногда Вихсар проваливался в сон, но стоило едва прикрыть веки, стали приходить в шатёр один за другим дозорные с донесением лично к хану, потом Тимин – с рассказами о том, чем была занята княжна. И оказалось, ходила она в чащу, а вот для чего, отрок не знал. И пусть была надёжная защита под приглядом Агреша, но всё же это не совсем нравилось Вихсару. Всякая опасность может подкараулить там, где её вовсе не ждёшь, как это было вчера. Предчувствия Угдэя, да и его тоже, погребённые под собственной самоуверенностью, оправдались, и потому к ночи всё же удвоил охрану возле шатра княжны.
В эту ночь ни один воин не спал, и Вихсар – тоже. Если бы не проклятые увечья, то… Хан сжал зубы. Нет, он должен быть другим с ней, она требует иного отношения. Не похожая ни на одну женщину, Сугар как хрусталь в его руках, он не должен слишком давить, иначе раздавит её и поранится сам. Он дал себе обещание, и он его исполнит, пусть и полосует нещадно возбуждение, сворачивается комом, отдаваясь резкой болью в паху, как бы нутро всё ни горело, охваченное диким пламенем желания соединиться с ней, как бы ни хотелось призвать её к себе, заглянуть в омуты глаз, собрать горстями золотые шёлковые пряди, вдохнуть их запах, ласкать её тело, такое манящее, вожделенное, гибкое, сказать, что хочет её до безумия и готов остаться только с ней одной, единственной.
Прошлой ночью рядом с ним она была такая трепетная, настоящая, его Сугар была в его объятиях, она не пыталась вырваться, хладнокровная княжна повиновалась ему, несмело, мягко. Нет, сегодня он ничего этого не сделает, он подождёт, хоть, находясь рядом с ней, сдерживаться было почти невозможно, и он как волк, посаженный на цепь, которого постоянно одёргивали его собственные обязательства. Но их он выполнит, пусть с каждым вздохом это становилось всё труднее.