Вихсар, погружённый в неспокойные мысли, всё же уснул, но только под утро, когда сумрак начал редеть, истончаться едва заметно, подёргивая стены шатра сединой, но всё же в предвестии утра.
И казалось, сон его был безмятежный, глубокий. Вихсару снилась земля отцов, его родина – степь. Чистая, девственная, поросшая сочно-зелёной травой с лентами соцветий бурых маков. Маки пестрели, будто брызги крови, будоража душу. Нагретая солнцем земля щедро окутывала теплом, до удушья, лишь обрывистый ветер мягко скользил, оглаживая низкие округлые холмы, завивался на узких стёжках, что тянулись от одного становища к другому. Воздушные вихри поднимали ввысь перья и сухую траву. Вихсар узнал эти места. Там, за грядой курганов, озеро, куда он на закате дня ездил освежиться после жаркого дня.
Щуря глаза на обжигающее солнце, хан поднял голову, отрывая взор от окоёма. В шафраново-золотом вечернем небе замерли распростёршие широкие крылья ястребы, реющие в воздушных потоках невесомо. Вдали из высокой травы поднялась с озера стайка уток, с запозданием донёсся шум лёгкого и быстрого хлопанья крыльев.
Вихсар наблюдал за этим буйством цвета, за игрой солнечных переливов, за сменяющими друг друга запахами соцветий, за скользящим движением воздуха по траве, ощущая, как только что стоячий воздух вдруг оживился. Налетевший ветер пихнул мужчину в спину, скользнул по лодыжкам, прошелестел в волосах. Хан всё же скосил взгляд в сторону, хоть и знал, что в этих местах ничего угрожать ему не может, да только поздно – удар пришёлся куда-то в шею. Мгновенно померк свет, подкосились ноги. Глухое падение в траву, и вся та жизнь, что до этого мига он вбирал в себя с таким упоением и жадностью, угасла.
Очнулся от того, что ему не чем стало дышать. Разлепив веки, Вихсар увидел дым, поднимающийся столбом ввысь. Едкий дым вливался щедрыми горстями в грудь, до страшной муки разъедая нутро, раздирая на части. Вихсар дёрнулся, но не смог и с места двинуться. Хватая жадно ртом воздух, задышал короткими глотками – густеющий смог комом падал в нутро, отяжеляя всё тело, делая его свинцовым. Горло стало раздирать сухое жжение, стягивая гортань верёвкой до тошноты. Чувствуя приближение неминуемой кончины, Вихсар, придавливаемый к ровному алтарю, на котором лежал, пригвождённый чей-то злой волей, вновь попытался встать – не вышло. В следующий миг на него будто вылили целую кадку кипящей смолы. Вихсар закричал от невыносимой боли, продравшей всё тело железными крюками, но его крик забил прогоркший дым и запах палёной кожи. Он весь тлел: осыпалась пеплом одежда, волосы, плавилась кожа. Огонь, взбешённый вкусом плоти, занимался буйно, нещадно, остервенело глодал его тело, впитывая его боль и от того становясь ещё сильнее. Алые языки вгрызались в кожу, и та, раздуваясь пузырями, расползалась и ошмётками падала с его рук, груди, ног, развеиваясь прахом по земле. Ему оставалось только наблюдать, как чёрный смог погребает его под своей непомерной тяжестью. Отчаяние накрыло его с головой. Отчаяние от того, что не знает, за что так мучительно умирает, неведенье разрывало Вихсара всего изнутри, убивая быстрее, чем это делал огонь.