Первую кружку я выпил почти залпом, давясь холодной горечью. Тут же попросил бармена повторить. Нет времени на долгие прелюдии. Раз пришёл надраться – то не тяни кота за хвост. Пей, несчастный алкаш. Ты не уйдёшь отсюда трезвым. Это твоё счастье, не упусти его.
Я пил, и общая медитация медленно, но верно проникала и в моё сердце. Душа перестала ныть и маяться, сделавшись вялой и безразличной.
Мимо меня прошла, шелестя болоньевым плащом, неторопливо постукивая каблуками и источая ванильный запах духов, та женщина. Но я даже не повернул головы в её сторону. Хотя слухом всё-таки проводил до выхода. Скрипнув дверью, она ушла.
Не сказать, что меня перестали интересовать женщины. Конечно, нет. Тридцать пять – самый возраст, чтобы быть мужиком. Однако подходить к незнакомкам, пытаться познакомиться, флиртовать в надежде, что повезёт встретить взаимопонимание, уговаривать, волочиться, я не хотел. Такие бабы – не мои. Пусть и редко, но мне попадались те, которых не надо упрашивать. То, что нужно, они давали сами. И порой так же – без спроса. Эти были мои, и я их сразу определял. Чувствовал душой – да, больной и порочной, и да, им родственной. Возможно, они тем же образом чувствовали меня.
Когда я допивал третью кружку, мужики, сидевшие за столиком у входа, расстались. Как мне показалось – достаточно холодно: не как друзья или подвыпившие и потому подобревшие собутыльники.
Один из них неуверенной походкой отправился восвояси. Другой подошёл к барной стойке и, взяв бутылку самого гадкого здесь пива, уселся рядом со мной.
Некоторое время он помалкивал, поцеживая своё пойло, а потом вдруг спросил меня:
– Часто бываешь в этой юдоли печали?
Вообще-то этого стоило ожидать – в подобных заведениях всегда кого-нибудь тянет влезть к тебе с разговорами.
– Время от времени, – буркнул я, давая понять, что моя персона вряд ли является хорошим вариантом для трёпа по душам.
Если человек более-менее воспитан, то поймёт и отвалит, а если нет, то не грех отшить и по-грубому.
– Не видел тебя здесь раньше, дружище, – будто бы и не заметив никак явного недружелюбия с моей стороны, продолжал тот. – Я-то частый гость, настоящий дзенщик…
Я промолчал, посмотрев на него вопросительно. Мол, какой, к чёрту, я тебе «дружище», дурак ты пьяный?
Тут он меня, кажется, понял и виновато уронил голову. За время этого короткого визуального контакта я получше разглядел его. Вроде широк телом, но рыхл. Лицо болезненно полное, с немужицким пушком на щеках. Руки пухлые, слабые. Впрочем, всё в нём было таким вот – объёмным, но бессильным. Как у борова, у которого выложили яйца.