– А что это за человек, которого ты привёл?
– Это Марсель. Музыкант, играет на саксофоне. Он русский негр – родился в России, живёт в Питере. Сейчас путешествует по России. Кстати, где он? Ушёл?
– Он в ванную попросился.
– Ну, пусть помоется – что нам, жалко, что ли? Он живёт в хостелах и где придётся. Надо же ему себя в порядок привести иногда…
– Я не против. А что вчера ночью было, ты помнишь?
– Нет, не помню, – смутился я. – А что было?
– Ты фотографировал его половой орган. Смотри свой фотоаппарат, если не веришь. Мне больших усилий стоило, чтобы уложить вас спать.
– Зачем я его… фотографировал? – удивился я.
– Это тебя надо спросить, зачем.
Я попытался вспомнить, зачем я это делал, но не вспомнил.
– Не помню.
– Это как раз неудивительно. Сейчас он выйдет из ванной, ты скажи ему, чтобы оделся. А то опять будет голышом расхаживать тут.
– Он голым расхаживал?
– Ну да. Ты же ему сказал, чтобы он разделся и так ходил, вот он так и ходит. Меня не слушает, только тебя. Мне кажется, он немного того.
– Спьяну все немного того. Хотя может быть… Отец бросил, мать умерла недавно. Всё оставил, пустился в странствия. Правда – чудной он.
– Ладно, у меня последний вопрос: надолго он тут?
Я поднялся, нашёл в холодильнике холодное пиво. Открыл, бухнул в себя зараз полбутылки. Отдышался и остальное тоже бухнул.
– Сейчас придёт, и я его выпровожу, если он тебя бесит.
Она подошла ко мне и обняла.
– Он меня не бесит. Пусть остаётся, если хочешь. Пусть всё будет, как ты хочешь. А я всегда буду с тобой, Витька, не смотря ни на что. Даже не придумывай себе ничего. Понятно тебе?
Я ничего не ответил. Потому что слёзы сдавили мне горло.
Вскоре явился Марсель – действительно, в чём матушка родила. Я даже растерялся, глядя на него. Молодое сильное тело и мужская красота как она есть. Эрегированный пенис слегка покачивался при движении. Крупный – как то и положено неграм. И всё играет ослепительной, обжигающей глаза чернотой. Настоящая чёрная мощь.
Я перевёл взгляд на Марину и увидел, что она смотрит на его пенис. Цепко, внимательно, по-женски. Мне не было это неприятно, я не чувствовал ревности или мужской зависти, однако внутри меня пробежала какая-то мне совсем незнакомая эмоция – одновременно и радость и боль.
– Марсель, ты бы оделся, что ли, – сказал я наконец. – Всё-таки тут женщина, понимать надо.
– О, хорошо, – покорно согласился он и убежал с глаз долой. Мы с Мариной переглянулись и облегчённо вздохнули.
В тот день мы снова выпивали до самого глубокого вечера. На этот раз втроём, Марина была с нами. Я люблю, когда жена рядом во время моих попоек, так мне спокойнее. Было очень хорошо и тепло на сердце.