Мать я не помню. О ней много рассказывала сестра. Асса́ру не жила с нами, в последние годы, перед болезнью отца, всё чаще уходила в горы – природа её тянула к истокам, она стремилась к большему, чем тратить время на обычную жизнь замужней женщины, её дорога вела в храмы, коих раньше было множество. Однажды, бросив всё, она ушла и так и не вернулась. Только теперь я понимаю, что отец умер вовсе не из-за простуды, а от тоски. Асса́ру так и не смогла прижиться среди людей, проникнуться к мужу, к детям. Покинула нас. А он ждал её изо дня в день, ждал, что она вернётся, пока надежда эта не потухла, осыпавшись пеплом сгоревшего дотла сердца.
Серые, горящие далёким отблеском глаза, полные тоски – всё, что я помню о нём.
Воспоминания прорезали сердце одно за другим. Я начала сильно отставать, едва держась в седле. Голова стала стремительно тяжелеть, как и тело. Не успела очнуться, как забрезжил розовыми всполохами над лесом рассвет, такой холодный и ослепительно красивый, он нежно красил макушки сосен искрящимся багрянцем. Только мне было не до того. Маар не собирался меня щадить и делать привалы. Местность не менялась: дремучий частокол смешивался со скалистыми нагорьями, и вновь сплошной лес. Я ёжилась, косясь в стылую пугающую глубину, дышащую угрозой. Несколько раз во мне вспыхивало желание рвануть в заросли, но оно так же быстро остывало – инстинкт самосохранения во мне пока ещё преобладал. После всего того, что я успела за эту ночь пережить, если и бежать, то не в руки холодной смерти – нет, не так глупо!
Ещё через несколько миль остатки сил начали стремительно покидать меня. От ночной безостановочной скачки верхом болело всё, каждая косточка, каждая мышца и клеточка кожи, ко всему меня начало трясти, как в лихорадке. В груди будто сгущался воздух, давил на рёбра и горел, пальцы едва сжимали поводья, а перед глазами всё сливалось и плыло белым тягучим маревом. Едва кобыла подо мной наскакивала на кочку или выемку, это тотчас отражалось в моём теле простреливающий с пят до затылка болью. Кажется, уже совсем рассвело, когда я, измотанная до смерти, повалилась на холку лошади, едва не рухнув с седла в снег – сильные руки успели меня перехватить. Наверное, я простонала от очередной вспышки боли в спине, только этого всего я уже не помнила, проваливаясь в самое пекло, где было нечем дышать, где я совершенно не могла двигаться, а только тяжело ворочать руками и ногами пласты снега, отодвигая наваливающиеся на грудь неподъёмные глыбы, чтобы не утонуть, чтобы вдохнуть, и стараться, чтобы очередной вдох не был последним.