– Когда они получат, что хотят, – жестко перебила его Эрнеста, – никто уже не заставит этих людей подчиниться. Им не нужна эта правда! Они не в состоянии распорядиться ею и смириться с действительностью. Жаль, что ты не видел, как твои несчастные страдальцы поступили с офицерами Гарсии после его смерти – между прочим, их участь могли разделить и мы!
– Вы так говорите, потому что мистера Дойли нет с нами, – едва ли не с искренним раскаянием вымолвил Генри. Удар попал в цель: Эрнеста остановилась, как вкопанная, и обернулась к нему с опасно неподвижным лицом – как всегда, когда внутри нее закипал неистовый гнев. Однако Фокс, движимый одному Богу известным чувством – никогда прежде Морено не видела у него такого лица, бледного и вдохновенного – не подумал остановиться:
– Я знаю, о чем вы думаете: что все, случившееся с нами – это моя вина, с чем я даже не спорю. Вы вправе ненавидеть меня, и я… когда все это закончится, я готов буду ответить за свои преступления сполна. Но сейчас – вы знаете сами, и я знаю: будь мистер Дойли сейчас здесь, с нами, то он выступил бы против вашего плана. Как и Джек, я уверен в этом! И вы сами тоже – во всяком случае, прежняя вы, та Эрнеста Морено, которая скорее умерла бы, чем предала доверившихся ей людей или стала управлять ими через их слабости! – Голос Генри сорвался, и на мгновение он умолк, но сразу же продолжил, задыхаясь от волнения: – Это же ваши… ваши и Джека слова все это время не давали мне покоя… Ни днем, ни ночью я не мог избавиться от них! Когда думал, что он и вы остались здесь совсем одни, в окружении врагов – двое самых лучших, честнейших и достойнейших людей, каких я знаю… – на секунду он опустил голову, пытаясь справиться с собой, и лишь боль, заглушившая его голос, свидетельствовала о том, что пришлось пережить Фоксу в своем собственном аду за минувшие три недели. Морено чувствовала, что юноша, стоявший перед ней, вырвался из него уже совсем иным человеком, нежели тот, которого она запомнила; и прежнее чувство, столь часто и некстати бравшее верх в ее сердце, на мгновение возобладало вновь.
– Мистер Дойли сам выбрал свою судьбу, Генри, – произнесла она негромко, берясь за дверную скобу и мысленно собираясь перед принятием одного из самых тяжелых решений в своей жизни. – Не терзай себя хотя бы этим. Останься здесь и жди: я все сделаю сама.
Наверху мрачные, действительно явно на взводе матросы словно ожидали ее – быть может, так оно и было, Эрнеста не собиралась проверять. Во всяком случае, многие из них оказались явно из команд других галеонов, помимо «Бесстрашного»: за минувшие три недели Морено неплохо научилась не только запоминать их лица, но и местонахождение в составе эскадры.