Венцом этой странной и мучительной сцены оказалось появление Элизабет, старшей дочери хозяйки дома: с такими же тонкими чертами, как у матери, кокетливо собранными на затылке каштановыми кудрями и светло–серыми глазами, юная и свежая, она впорхнула в гостиную, сразу же напомнив Эдварду Мэри, и, едва оказавшись представлена гостю, принялась непринужденно расспрашивать его о жизни в пиратском плену – тут Дойли, не выдержав, изменился в лице столь сильно, что хозяйка, заметив неладное, сразу велела дочери удалиться.
– Извините ее, пожалуйста. Элизабет еще ребенок и не всегда понимает, какие темы можно, а какие не следует затрагивать, – прибавила она с такой торопливой предупредительностью, что ему сделалось одновременно смешно и мерзко. Забытое письмо Моргана, запачканное чернилами и порохом, осталось лежать на ручке кресла поверх вышитой кружевной салфетки; в него Эдвард и впился взглядом, как в единственную вещь в комнате, не вызывавшую у него отчаянного желания сбежать.
– Миссис Дуглас, – выговорил он с трудом, не поднимая глаз на хозяйку дома, – вы позволите задать вам один вопрос?
– О, разумеется! – откликнулась та без тени сомнения. Дойли стиснул зубы:
– Какие отношения связывали вас и моего… моего покойного друга Моргана? Будьте уверены, ваш ответ останется между нами.
На мгновение по спокойному лицу женщины пробежала какая-то тень, словно рябь на ровной поверхности воды; но затем это выражение исчезло, и на Эдварда посмотрели совершенно безмятежные, прозрачные серо–голубые глаза – у Эрнесты таких не было даже в самые ясные и приятные минуты, почему-то вдруг подумал он, внутренне сжимаясь при приятном, изредка прерывающемся шелестящими вздохами звуке чужого голоса:
– Ох, мистер Дойли, даже не знаю, как сказать… Мы с Фрэнком были знакомы с детства – его отец когда-то служил у нашей семьи садовником, а мы с сестрой тогда часто играли с детьми слуг: другой компании-то все равно не было. После… когда мы немного подросли… Фрэнк… не то что бы позволял себе какие-то вольности, конечно же, нет! Но мы же были еще совсем дети: гуляли вместе по саду, он приносил мне по утрам букеты цветов, рассказывал о том, как живут люди в других странах и обещал, что когда-нибудь покажет мне все это. Я ведь тоже была тогда глупой девочкой, вот и позволяла ему эти мелочи! Потом, когда меня обручили с Томасом, разумеется, больше ничего такого не было…
– И все закончилось? – тихо спросил Эдвард; он помнил тяжелый нрав рулевого и сильно сомневался, что тот сдался бы так легко. Миссис Дуглас вздохнула, разом подтвердив его подозрения: