– Черт, – смеется он. – Мы успеем по-быстрому, – он хватает меня за запястье и прислоняет к стене. Его свободная рука стягивает с полных мужских бедер трусы и освобождает член, который за все это время был уже в напряжении. Мою руку, схваченную им, Бен кладет на головку и начинает медленно двигать вниз. Но я не хотела. Я и не хочу, если быть точнее. Я была против.
Просроченная. Вот, что сказала мне Хлоя, и что оказалось правдой. Я, как консервная банка, которую опустошили, сполоснули и теперь используют, как пепельницу. В меня вечно пихают окурки, тушат их об меня, сплевывают. Пепельница изнашивается, становится вся грязной, от нее начинает вонять. Но никто не будет ее мыть, потому что никому это не надо. Их устраивает кидать свои окурки в эту ржавую грязную консервную банку. Эта банка давно уже просрочена.
Его тяжелое тело валит меня на маленькое кресло в прихожей. Он с рвением стягивает мои трусы и кидает их в сторону.
– Что такое, Нил? – зло спрашивает он, будто мои подозрения оказываются правдой, и он догадался. Его рука схватывает меня за подбородок и поднимает мое лицо прямо к себе. – Что такое, милая? – он скалится, а потом, отпустив мое лицо, размахивается и ударяет по щеке. Я быстро поднимаюсь с кресла и, протирая щеку от удара, бегу к входной двери.
Со всей силы я пытаюсь ее открыть, что сначала не выходит. У меня начинается паника, я просто не знаю, что мне делать. Я могла сдаться, сказать, мол, «О, милый, все супер!», но это было бы неправда. Он бы продолжил меня жестко трахать, насилуя, и считая, что я это заслужила.
Я заслужила много дерьма, что лилось на меня сейчас, но не понимала того, как любимый человек, с которым мне хотелось быть вместе, все испортил в одночасье. Он будто ненавидел меня и всячески это показывал. Я боялась вздохнуть. Я сидела около двери, взявшись всеми силами за ручку, и смотрела на озверевшего Бена. Нечеловеческий взгляд осуждающе смотрел на меня, брови были сведены будто в одну.
– Моя милая, – он подходит ко мне и опускается на колени. Его голос груб, а руки снова тянутся к лицу. Но на этот раз, я пытаюсь закрыть ладонями щеки. – Милая, что такое? – Бен продолжает разговаривать со мной очень низким и несвойственным ему голосом. – Нилу, ты же только моя? – он берется за мою руку своей и отводит ее от лица. Его губы прислоняются к уху. – Ты же ни с кем больше не трахаешься, милая?
Я сдерживаю крик, что вот-вот готов сорваться с губ и оглушить Бена. Губы трясутся, глаза залиты слезами.
– Нет, Бен. Ни с кем, кроме тебя, – тихо, едва-едва слышно шепчу я, но голос предательски трясется, я не могу овладеть своим телом, мне хочется поскорее убежать отсюда, куда-нибудь, где меня не ударят еще раз.