– Конечно, конечно! – закивал Муравский. – Шибко быстро заберу, однако!
Неловко повернувшись, он локтём вышиб стекло в серванте, попутно разбив большую часть посуды в нём. Мне стало дурно.
Муравский весь покрылся красными пятнами. Барсом метнулся со звериным рыком к кошке, ловко ухватил за хвост ошалевшее от его прыти животное, сгрёб в охапку и с реверансами и всяческими извинениями попятился к выходу, повалив по пути этажерку с книгами и сувенирами.
Когда дверь за ним закрылась, мама обрела дар речи. Слабым голосом она произнесла:
– Это совершенно ужасный человек. Хуже Содома и Гоморры вместе взятых.
Спорить с ней мне не хотелось.
Позже отец провёл переговоры с родителями Муравского, а мама не пошла, сказала, что больше даже просто видеть не может их сына. В какой-то степени ущерб был нам возмещён…
С Муравским мы даже помирились. Но это было позже, намного позже…
Но хватит, больше не буду об этом говорить. Ни разу и ни слова! Даже вспоминать не буду. Ну, нисколечки! Вы сами понимаете, почему…
В последующие дни Алёнка постоянно напоминала нам об Особняке. Особенно это не нравилось Муравскому. Он постоянно указывал на свою якобы больную ногу. Но однажды он забылся и на перемене устроил забег с Вадькой из соседнего класса. Обогнал его, издал ликующий крик и тут же осёкся, увидев нас с Димкой. А в стороне ещё стояла и Алёнка. Теперь уже Муравский отпереться не мог. Пришлось ему соглашаться на поход к Дому.
Мне было стыдно отказываться, если решила туда идти Алёнка. Раз девчонка не боится, то мне тем более стыдно. Это ж позор какой! Согласился.
Мы стали зазывать Генку с Никитой, но они находили какие-то отговорки. Димка обвинил их в трусости и запальчиво воскликнул, указывая на Алёнку:
– Даже она смелее вас, а вы просто трусы!
– Неужели? – На их защиту неожиданно встала Алёнка. – Ничего они не трусы, они пойдут с нами. Так ведь, мальчики?
Генка с Никитой усиленно закивали, пряча глаза.
Муравский уважительно сказал Алёнке:
– А ты шибко смелая, однако.
Она засмеялась и покачала головой:
– Неужели? Я такая же, как и вы. Просто я знаю то, чего не знаете вы.
– А чего мы не знаем? – послышался почти одновременный хор наших голосов.
– Я знаю, что нечисть боится света, а потому днём она прячется подальше. Это мне бабаня сказала. И ещё нечисть боится тех, кто крещён. Такие люди под защитой бога и ангелов. А ещё они молитвы и креста боятся. Мне бабаня говорила. Тем более, серебряного креста. На мне как раз такой и молитвы я знаю. Бабаня меня научила.
Бабаней Алёнка называет свою бабушку.