И хватит уже кашлять.
Борецкого, вон, списывают на пенсию по здоровью. Щитовидка. Выясняют теперь, где он умудрился лишнюю дозу радиации хватануть.
А тебя ещё на пару автономок хватит, это уж наверняка. А потом… ну что потом? Адмирала тебе вряд ли дадут, тем более после той истории с учениями – у начштаба флота до сих пор небось глаз дёргается при воспоминании.
Разве что в Москве адмирал Вершинин расчувствуется оттого, что ты его племянника целым и невредимым из-под полярных льдов вернул (дай-то Бог!) и решит, что ты как никто достоин командовать дивизией.
Ладно, оно и так неплохо: капитан первого ранга, командир подлодки – лучшей лодки в дивизии, лучшей во флотилии. Да на всём Северном флоте такой, как «Белуга», не найти!
Все учебные стрельбы – как по книжке. Шестнадцать автономок. И все живы, вот что важнее всего.
А спишут тебя на берег – и пойдёшь с чемоданом. И идти-то не к кому, все порастерялись, поразъехались, всех проглотила лодка.
Значит, в школу устраиваться охранником. Или учителем ОБЖ. Ну-ка, дети, сегодня я расскажу вам, как выжить там, где рыбы дохнут. Всё просто, на самом деле: ни одна рыба не в состоянии так сильно хотеть жить, как мы с вами. Ведь за тем я, на самом деле, к вам и пришёл – попытаться научить вас любить жизнь, а если вы будете её любить, вы уж точно сделаете всё, чтобы сохранить её… и чтобы долго и счастливо…
– Тащ командир, учебное возгорание потушено, – захрипел «Каштан». – Время – две минуты тридцать две секунды.
Кочетов мотнул головой, стряхивая дрёму, выпрямился в кресле.
– Сойдёт. Потери?
– Рядовой Ольховский условно отравлен: с запозданием включился в ПДА.
Кочетов поморщился.
– Условно выебите рядового Ольховского. Чтоб в следующий раз включался быстрее, чем вы успеете произнести слово «хуй».
– Так точно, тащ командир!
На том конце помялись и смущённо добавили:
– Старшина второй статьи Ляшко ушиб лоб. Фактически.
– С чем вас, блядь, и поздравляю, – процедил Кочетов. – Сотрясения хоть нет? Доктор его уже осматривал?
Стукнув в дверь и не дожидаясь ответа, Паша шагнул в лазарет.
– Гриш, слушай, а ты за обедом сегодня пробу снимал?
Постоял, осматриваясь: доктора не было. На табурете у стола, зябко сгорбившись, сидел журналист.
– Что-то ты сюда зачастил, – фыркнул Паша. – Не в курсе, где доктор?
Обойдя стол, он плюхнулся прямо в кресло врача – удобное, мягкое, не то что койки. Журналист поднял белесые брови.
– Кто-то из матросов ушибся, – прошелестел тихонько. – Григорий Иванович не стал будить фельдшера, сам пошёл смотреть.
– Добрая душа, – Паша потянул забитым носом. – А ты чего здесь?