Зато не болит ничего. Уже не болит. Ей как будто вкатили анестезию, хорошо так вкатили, и она вовсе ничего не чувствует.
Офицер – знакомое лицо, родинка на виске – что-то говорит ей. Она кивает. Кажется, улыбается. Дальше, дальше. Ещё офицер – размахивает руками, едва не попадает ей по носу. Извиняется? Хорошо, хорошо, только дайте пройти.
Караян выныривает из-за переборки и шагает прямо к ней.
– Где шляешься? – рослая фигура загораживает ей дорогу. – Я тебя по отсекам ищу. В пятом был?
– Был.
– Успел, значит? – карие глаза блестят, и Саша понимает, что он о дыхательном аппарате. – Я знал, что ты не задохнёшься. Я же тебя учил.
Прежде, чем Саша успевает что-нибудь ответить, он сгребает её в охапку, прижимает к себе. Ладонь больно хлопает под лопатками.
И её трясет. Холода больше нет, ей горячо и горько, она сейчас заплачет, и она цепляется за Караяна, за его плечо, за локоть.
– Ну хорош, хорош, – тот легонько встряхивает её, смеётся. – Вот ты и сдал зачёт по борьбе за живучесть! Вершинин, ты правда что ли реветь собрался?
Она мотает головой.
– Вот и хорошо. Знаешь что? Наша смена сегодня в каюте у Пашки собирается. Если успеем с ремонтом разобраться. Часов в одиннадцать, а там – кого как отпустят. Давай и ты приходи. Посидим, отпразднуем – повод-то есть.
– Приду, – она наконец сглатывает комок, губы дрожат в попытке улыбнуться. – Только не вздумай мне ещё раз чистого спирта налить.
Густые чёрные брови Караяна приподнимаются:
– Неблагодарная ты скотина, Вершинин. Дорогостоящий продукт на тебя перевели, а ты… Вообще ничего тебе не нальём, кроме ситро «Буратино».
– А что, у вас и такое есть?
– Специально ради тебя химиков попросим изготовить из подручных веществ. Давай, – Караян делает шаг назад, к переборке, – до вечера. Увидит начальство, что я тут ворон считаю – сожрёт меня с потрохами.
– И ты рискнул своими потрохами, чтобы меня искать? – Саша смеётся сквозь выступающие слёзы.
– А как ещё я должен убедиться, что долбоёб с гражданки цел и мне не придётся объяснять трибуналу, почему я не вдолбил ему в голову всё, что надо? – Караян махнул рукой. – Всё, давай.
Ловким быстрым движением он проскользнул в переборочный люк. Саша не спеша направилась к нему же, нагнулась, поворачиваясь боком, аккуратно ставя ногу.
По крайней мере, она уже чувствовала под собой твёрдый пол.
– Не дёргайся, не дёргайся, – ворчал Гриша Агеев, обматывая повязкой ногу Ильи ниже колена. Оттого, что ногу пришлось неестественно задрать, в неё уже впивались мурашки, и Илья морщился. Агеев замечал его гримасы и неодобрительно покачивал головой: