Кстати, во время учебы в Литинституте состоялась еще одна встреча с Павлом Тычиной. Разговор не был длинным. Он спросил уважительно: «Чого Вам бракує з Батьківщини?» Она ответила кратко: «Мови». После этого ей в Москву начали поступать предоплаченные украинские литературные издания.
В целом, Костенко отмечала, что отношение к украинскому языку, культуре у ее соучеников было нормальное. А вот с некоторыми преподавателями бывало посложнее.
* * *
И еще — отметим отдельно, что в приводившихся ранее списках «звезд» московского Литинстута — сразу четыре киевлянина: Наум Коржавин, Лина Костенко, Анатолий Кузнецов и Юнна Мориц. При этом Костенко и Мориц были подругами. А Коржавин к ним часто захаживал:
Но в институте я общался не только с членами нашего семинара. В общежитии, но не в подвале, а во дворе, слева жили девушки. Среди них мои землячки — моя старая знакомая, приятельница Ритика (то есть, Риталия Заславского, тоже киевлянина, он закончит Литинститут, семинар Ильи Сельвинского, только в 1962 году. — Прим. авт.), вскоре известная украинская поэтесса Лина Костенко и ее подруга, с которой я тогда только познакомился — Юнна Мориц. Заходил я к ним довольно часто — всегда, когда бывал в институте и поблизости — просто потрепаться. Познакомился и подружился я и с другом Лины, польским писателем и тоже нашим студентом Ежи Пахлевским, а через него и с польским поэтом Витэком Ворошильским (польский поэт, прозаик, много переводивший с русского языка, со временем — известный диссидент. — Прим. авт.) и его женой Янкой[55].
Киевляне в Москве — настоящее литературное созвездие, яркое и сильное. Но насколько же разными оказались их последующие судьбы. Анатолий Кузнецов умер рано, в 49 лет в Лондоне, от последствий инфаркта. А вот Юнна Мориц, да и Наум Коржавин в своей долгой жизни со временем встали на сторону имперского центра, более-менее четкого неприятия украинства и Украины. При этом в качестве Родины они воспринимали не Киев, не Украину, а СССР и крупнейший его осколок — Россию. Киев же — так, просто случайное место рождения…
Да, грустно сравнивать судьбы четырех киевлян — выпускников Литинститута. Лишь двое не поддались имперскому соблазну, не противопоставили себя враждебно Украине. И лишь одна ушла в украинскую литературу.
Поэтому тянет пофантазировать в духе альтернативной истории. Ах, если бы украинское руководство в 1917-м меньше занималось теорией федерализации, а больше — практикой армиестроительства. Ах, если бы в 1918-м Украинское государство не было раздираемо левыми и правыми, а нашло золотую середину, спасительный центр, объединяющий всех (как это было в Польше, Литве, Латвии, Эстонии). Ах, если бы в 1919-м было меньше атаманщины, меньше веры левому популизму, а больше хладнокровного расчета в выборе союзника (каковым тогда могла быть только Антанта); ну почему в Польше, Литве, Латвии, Эстонии, сумевших отстоять свою независимость, это хорошо понимали, а у нас — нет?