Когда немцы наконец перестали стрелять, над горным лесом повисла такая оглушающая тишина, что Холостяков отчётливо услышал отрывистые удары своего сердца и затаённое дыхание. «Вот и конец! – с отчаянием подумал каперанг. – Какого чёрта он полез на рожон? Какого чёрта?!»
Впереди внезапно раздался хруст ломающихся веток, и Георгий Никитич увидел, как на тропу прямо перед фашистским разведотрядом из высоких кустов кто-то вывалился. Сделав несколько слабых шагов, человек упал на землю. Фрицы наставили на него автоматы, но тот поднял вверх руку, умоляюще замахал ею из стороны в сторону и что-то быстро заговорил по-немецки…
Упав перед фашистами и громко застонав от боли, Мэри прохрипел:
– Не стреляйте! Меня зовут Рудольф. Я убежал из русского плена. Пожалуйста, помогите мне!
Немцы несколько секунд стояли неподвижно, не опуская автоматов и как будто осмысливая происходящее. Затем командир отряда коротким кивком скомандовал одному из них приблизиться к раненому. Остальные продолжали держать Энделя на мушке.
– Моё удостоверение здесь, – осторожно проговорил Мэри, медленно доставая из внутреннего кармана документ и протягивая подошедшему. – Его немного залило кровью, когда меня ранили, но в нём всё видно.
– Рудольф Шнайдер, – раскрыв удостоверение и подсветив себе тусклым карманным фонариком, вполголоса прочитал солдат. – Семьдесят третья дивизия семнадцатой армии.
Командир приказал опустить оружие. Гитлеровец вернул удостоверение Энделю, и тот поспешно убрал его обратно в карман кителя. Пока несколько немцев рубили в лесу тонкие деревья и толстые ветки, чтобы соорудить перекладины для носилок, санитар оказал Мэри первую медицинскую помощь – промыл раны водой из фляги и перевязал их. Затем фашисты соорудили из только что срубленных жердей и собственных ремней носилки, уложили на них Энделя и понесли в сторону Новороссийска.
Часто оступаясь на кривой горной тропе, командир разведотряда, шагая рядом с носилками, подробно расспрашивал Мэри, что произошло у Волчьих ворот, как ему удалось выжить и выскользнуть из засады, как он попал в плен и как сбежал. Эндель старался не углубляться в подробности, боясь оказаться уличённым в обмане из-за какой-нибудь мелочи. Обстоятельства были на его стороне. Израненный и уставший, он мог даже не притворяться, что ему сложно говорить, – это было и так очевидно, а бинты на голове, стягивающие подбородок, как и предполагалось, делали его речь не совсем разборчивой, скрывая русский акцент. Наконец санитар посоветовал командиру отложить допрос до тех пор, пока Рудольфа не доставят в госпиталь и не предоставят необходимое лечение.