– Ты знаешь, – наконец медленно выговорил Георгий Никитич, – война застала меня в Севастополе. Мы тогда только переехали в новую квартиру, и нам не успели провести телефон. Когда объявили тревогу, до нас не смогли дозвониться. Меня разбудили соседи и передали приказ срочно явиться в штаб. Я сломя голову побежал по набережной, уже догадываясь, что бегу на войну, но не имея ни малейшего представления, с кем именно. Сперва подумал – с англичанами. Оказалось, с немцами.
Холостяков отхлебнул ещё и продолжил:
– Тогда, в самом начале войны, нам казалось, что вермахт – это армия враждебного нам, но одинакового по своей культуре государства. Мы просто не понимали, кто идёт на нас и убивает наших людей. Мы наивно считали, что идут такие же люди, как и мы, просто одетые в другую форму и говорящие на другом языке. Мы думали, что они всего лишь выполняют преступный приказ, что, как и мы, не хотят крови и разрушений, что при виде невообразимого числа жертв они всё осознают, и с ними можно будет договориться, остановить весь этот кошмар.
Георгий Никитич отпил большой глоток и тяжело вздохнул.
– К сожалению, мы очень поздно поняли, кто такие фашисты. Тебе предстоит пройти сквозь настоящий ад, Эндель. У немцев ты увидишь очень страшные вещи. Нормальные люди на такое неспособны. Сам бы я отдал полжизни, чтобы не видеть этого зверства. Фашистская орда – скопище уголовного сброда и последних ублюдков. То, что они делают, выходит за всякие пределы человеческого разума. Это неподдающаяся никакому объяснению смесь садизма, жадности и тупой скотской жестокости. Забудь всё, что ты видел на допросах. Здесь, в плену, фашисты становятся жалкими, заливаются слезами, визжат от страха и бьются в истерических припадках. Под стволами наших автоматов они скулят, как шакалы, рассказывая о своих пожилых родителях в Берлине или в Вене. Дрожащими руками трясут фотографиями жён и детей, а потом умоляют о пощаде, целуя наши сапоги. Но всё это здесь, в плену. А когда их много и перед ними безоружные люди, фашисты совсем другие – беспощадные, наглые и весьма гордые собой. Они считают себя очень культурными и просвещёнными, потому что у них есть острые бритвы и дорогие авторучки. Этими бритвами фрицы отрезают носы и уши детям и старикам, а ручками записывают их количество. И ты идёшь в самое логово этих скотов, Эндель…
Мэри внимательно посмотрел на Холостякова и тяжело вздохнул.
Каперанг продолжил:
– Они глумятся над слабыми и убивают их не потому, что видят в этом необходимость, а для удовольствия. Каждую секунду на твоих глазах будет литься кровь невинных жертв, а в ушах будут стоять их предсмертные крики. Тебе очень захочется наплевать на всё, схватить оружие и крошить без разбора этих тварей, лишь по ошибке выглядящих как люди, пока пуля не оборвёт и твою собственную жизнь.