Так что людей вокруг шастало много. Особенно их прибавилось, когда мы добрались до днепровского берега. От такого людства мне стало не по себе, засосало-таки от страха под ложечкой. Но Добрыня держался мирно, будто у себя в конуре, и я поуспокоилась. А с чего волноваться, когда такой пёс рядом? Лишь однажды какой-то дядечка в латаной рубахе бросил в мою сторону пошлое слово и засмеялся. Добрыня на него посмотрел, просто посмотрел – без злобы, без вызова – и дядечка словами своими срамными поперхнулся. Вот какого я себе защитника нашла!
– Эй, девка, купи пирожок с требухой! – окликнула меня тётка-лотошница. – Горячие пирожки, только из печки! Побалуй себя. За ломаную денежку сразу пару дам! А хочешь, с яблоками есть, с капустой. И псу твоему что-нибудь найдётся.
Кушать я очень хотела, да и Добрыня, думаю, тоже хотел, но денег у меня с собой не было. Честно говоря, денег у меня вообще никогда не было. У нас в деревне они никуда не годятся, разве что стены в избах украшать. Когда приезжают купцы, то мы просто меняем нужные товары на беличьи и лисьи шкурки. Иногда на зерно и репу. Но про деньги я слышала. Бабушка сказывала, что деньги – это такие маленькие блинчики с рисунками, но не из теста, а из меди или серебра. Блинчиков у меня не было, зато был нож, даденный дядькой Малютой. Я его под понёвой спрятала, а как тётка про пирожки заговорила, сразу на свет вытащила.
Только сейчас я разглядела его по-хорошему: тяжёлый, остро оточенный, узкий – настоящий боевой нож, как у батюшки моего. С таким и на медведя идти можно. Я протянула его лотошнице, может за нож пирожков даст? Стоит же он каких-то денег?
Однако тётка почему-то вытаращила глаза, задышала часто и завыла в голос:
– Батюшки мои… Караул! Убивают!
Я растерялась. Кого убивают? Зачем? Народ отхлынул от меня, будто от хворой, а Добрыня ни с того ни с сего вышел вперёд, ощетинился и зарычал – хрипло, с клокотом. Люди отхлынули ещё дальше, зашептались меж собой. У некоторых в руках замелькали палки. Ничего себе порядочки. Здесь всегда так пирожками торгуют?
Откуда-то явились двое гридей, молодой да старый, раздвинули толпу плечами, посунулись к лотошнице. Лица у обоих грозные, будто их от дела важного оторвали, и за это они всем тут сейчас головы поотшибают. Я своей головой очень дорожила, поэтому немного отступила.
– Чего орёшь? – рявкнул на лотошницу молодой. – Чего народ баламутишь?
Тётка недолго думая ткнула в меня пальцем и опять заверещала:
– Вот она, лиходейка! На честных торговцев с ножом бросается! Хватайте её люди добрые!