– Что же мои братовья скажут, если узнают! – немедленно опечалился Михаил Андреевич.
– А почему они должны что-то узнавать? – защебетала Люба, когда поняла, что гроза миновала.
– И много там было монет? – поинтересовался Михаил Андреевич.
– Сто сорок пять штук.
– Ого, можно подумать, что в свое время и отец нашел клад… Постой, это же ты почти восемь лет молчала, никому не говорила, а потом вдруг… Для чего же ты эти монеты хранила?
– Сначала боялась, что вы у меня их отберете. А потом думала, Митька из Златоуста вернется, – призналась Люба.
– Хотела Митьке их отдать? – все еще не понимал Семен.
– Какой же ты глупый! – досадливо вздохнула Люба. – Думала, он приедет, захочет жениться на богатой, а тут как раз перед ним богачка и была бы.
– Но в конце концов, ты его не дождалась и стала строить этот дом…
– Просто в один прекрасный момент поняла, что моя любовь к Митьке… как-то сама собой ушла. Я по привычке стала вспоминать о нем, когда делала вареники с картошкой.
– Ну, и чего в этом плохого, в варениках?
То ли сегодня у Семена было что-то с головой, то ли Люба вознамерилась говорить загадками.
Сестра улыбнулась.
– Представь себе, что ты… например, пилишь старую сливу и думаешь, как там моя любимая Маша: корову доит или двор подметает…
– И?
– И не ощущаешь внутри никакого трепета, а думаешь: не пора ли пилу наточить?.. Пойдемте лучше за стол, – поднялась с лавки Люба, не желая больше говорить на скользкую тему, – зря я, что ли, сегодня полдня у плиты стояла.
– Вместе с Ольгой, – ехидно подсказал Семен.
– А ты все время меня из-за слуг поедом ешь! – огрызнулась Люба. – Мама говорила, в ее отчем доме трое слуг было.
Михаил Андреевич согласно кивнул.
– Да, семья у нее зажиточная была. Потом мои товарищи шутили, что, мол, надо было к родителям за приданым вернуться. Так кто ж похитителям приданое отдает. Мы из этого поселка убегали, дай Бог ноги!
Он довольно засмеялся, на глазах возвращая былую молодцеватость, но тут же опять ссутулился.
Люба сделала вид, что ничего не заметила, но для себя она приняла решение: отца надо спасать, даже если он сопротивляться станет!
В самой большой комнате, которую Люба называла гостиной – так ей сказал Леонид Владимирович – был накрыт длинный стол. Его не пришлось везти откуда-то издалека. Люба стол заказала у краснодеревщика в городке, как и непривычные стулья с длинными спинками. На столе была постелена крахмальная белая скатерть, и на ней стояли белые фарфоровые тарелки с золотыми ободками.
– Садись, батя, – Люба подвела отца к стулу в центре стола. – Это будет теперь твое место.