– Стыдно, – признался Петр. – Я ведь… вот какое дело… думал, что жизнь кончилась, и зачем мне какой-то там плетень?
Дальше с легкой руки Ивана Федоровича жизнь у Петра Бабича не только пошла, полетела. Он не успевал оглянуться, как день проходил за днем, а он хоть и с некоторым трудом, но постигал науку хозяйствования.
Возможно, будь у него жена, он так и состарился потихоньку, полеживая на лежанке, да посиживая на завалинке, но атаман взял над ним вроде как опеку.
– Такой воин, как ты, Петр Степанович, должен приносить пользу своей земле.
– Да я-то согласен, приносить пользу, но учительствовать… Грамоту едва знаю, а уж другие науки…
– Грамоте их будут учить в школе, а ты будешь учить науке войны.
– Ребятишек – учить воевать?
– А как они, по-твоему, вырастут воинами?
– И где мы с ними будет учиться?
– Есть тут у меня одна хата. Казак на службу ушел, да и сгинул. Никакого официального уведомления, что он погиб, мы не получили. Как и то, что он жив. Значит, пока будешь учить ребятишек в его хате. У него как раз удобно. Весь дом – одна горница, и потолки высокие, не то, что у других. Где он такие увидел, не пойму. Всю жизнь до того в Млынке прожил.
Казаки помолчали, глядя друг другу в глаза. Атаман Иван Федорович испытывающе, бывший пластун Петр Бабич с благодарностью.
– А вот скажи-ка ты мне, Иван Федорович, почему ты, станичный атаман, думаешь о том, что должно интересовать людей государственных? Я ребятишек имею в виду.
– А я и есть человек государственный. Мои интересы – не только благо для казаков, но и для государства: чем лучше мы молодых казаков выучим, тем больше их с войны вернется, а значит, больше рабочих рук будет в стране…
– Думаешь, война будет?
– Война будет всегда. По крайней мере, казак всегда должен быть к ней готов. Такое мы воинское сословие, что от рождения должны учить этому своих детей… Меня беспокоит то, что казаки потихоньку утрачивают свое боевое искусство. Все больше на ружья полагаются. А винтовок, надо сказать, у нас не столько, сколько потребно.
– От пули никуда не уйдешь, – мрачно заметил Петр.
– И это говорит пластун!
Атаман нарочито горестно всплеснул руками.
– Говори, берешься, учить казачат или нет?
– Берусь, – Бабич кивнул в знак согласия. – Все, что знаю, им передам, а там уж сами решайте, какой из меня учитель.
– Решим… – атаман усмехнулся в усы. – Могу признаться, что на такое дело я уговорил еще кое-кого. На другом краю станицы. А как время пройдет, мы ваших казачат сведем вместе и посмотрим, кто искуснее… И еще…
Иван Федорович помедлил, а потом хитро улыбнулся: