Греки тоже не были бездельниками, но они не работали вот так, на износ, как казалось Зое. Они много пели, танцевали и любили посидеть на солнце с рюмочкой хорошего вина, поговорить с хорошим человеком.
Да и греки не были такими воинственными, как казаки. Надо же, приучать детей стрелять и ездить верхом, едва те оторвались от материнской груди!
У казаков, по мнению Зои, всё было слишком. Казаки – всегда говорили о войне. Радовались войне. И могли обрести богатство только на войне… Главное их предназначение было – воевать, но все естество Зои противилось этому.
Может, потому, видя в двух своих детях так явственно проступающую чужую кровь, Зоя расстраивалась и думала, что они – Люба и Гриша – уже потому принадлежат больше Михаилу, чем ей…
Нет, и своего младшего сына, и дочь Зоя, конечно же, любила, и воспитывала, вроде, как хотела. Но Люба выросла непокорной, гордячкой, такой же упрямой, как отец, и всегда пыталась настоять на своем.
Зоя вспоминала себя в ее возрасте. Она была не то, чтобы покорна, но свою горячность, вольнолюбие старалась прятать подальше. И при разговоре с родителями, даже с матерью, старалась опускать глаза в пол, чтобы не увидели горевший в них огонь. Хотя, возможно, сама Зоя будь посмирнее, послушнее, не попалась бы тогда в руки казакам, а сидела в подполе, куда пыталась спрятать ее ошалевшая от страха мать.
Если так рассуждать, выходит, свой характер Люба взяла у матери, хотя мать этого не признавала.
– Смирись! – требовала она у маленькой Любы, но та, наказанная, стояла в углу, на горохе и никогда не просила пощады, только упрямо сжимала губы.
Цветом волос, глаз пошла Люба в отца. Порой Зоя задумчиво на нее смотрела: русые волосы, серые глаза – не в меня она, нет, не в меня! Почему же гречанка, живя среди казаков, все-таки пыталась им что-то противопоставить? Что-то доказать. Может, что она другая, и дети у нее другие, но природа будто посмеивалась над нею.
Когда будущий муж привез Зою в кубанскую станицу, показал родителям, свекровь ее сразу невзлюбила. Наверное, оттого, что свекор наоборот, взглядом обласкал, восхищенно причмокнул:
– Хороша, ох, хороша девка!
Сначала она не могла понять, почему мать ее похитителя так на нее взглянула. Зоя же еще ничего не сделала, ничего не сказала. Ни словом, ни взглядом не оскорбила. И разве она сама напросилась, чтобы ее увезли так далеко от дома и родных?
Может, свекровь уже присмотрела для сына невесту, но ведь Зоя вовсе не собиралась становиться ее снохой. И если бы вдруг семья Гречко ее выгнала, то Зоя бы и не обиделась. Дали бы только немного денег, чтобы она могла добраться до родительского дома.