Набрала девушка в грудь побольше воздуха, чтобы не разрыдаться, и спросила на вздохе.
– И тебе все равно, что ко мне сватаются?
– Конечно, не все равно… Ежели был бы какой негодный человек, трус или скупой, или подлый, я бы первый тебя стал отговаривать. А Васька что ж, казак как казак. Ему двадцать три года, а он уже урядник. Думаешь, за что? За то, что справный воин. Ему позволено людей за собой вести, их учить казачьему ремеслу… Нет, ты в самом деле не бойся, Бабкин – казак хороший. Нарожаете детишек, сватом меня позовете. Ведь позовете?
– Позовем!
Люба, наконец, выдохнула воздух, что скопился внутри нее, распирая грудь, так что хотелось кричать.
– А-а-а…
– Ты не к Салтычихе ли едешь? – спросил между тем Дмитрий, кивая на бочонок.
– К Салтычихе, – хмуро подтвердила Люба, думая о своем. Она никак не хотела мириться с тем, что Дмитрий для нее навсегда потерян. Но и напрасно ее ум метался в поисках выхода – его не было. Насильно мил не будешь, сердцу не прикажешь… Народ на это много присказок выдумал, и ни одна из них не могла помочь. Почему она не подумала об этом раньше? Могла ведь заставить Дмитрия, себя полюбить. Мало ли для того у девушек всяких способов… Но теперь уже поздно.
– Так подвези меня.
А он веселится себе. Да и чего ему печалится? Когда сердце свободно, ничего не мешает радоваться жизни!
Дмитро запрыгнул на подводу и отобрал у Любы вожжи.
– А ну, милая, давай, двигай ногами.
Наверное, что-то прозвучало в его голосе, понятное для кобылы, потому что она взяла с места таким бодрым шагом, каким не ходила уже лет пять.
Люба молчала, будто придавленная тяжелой ношей. Враз для нее потухло солнце, и пригожий осенний денек уже не казался таким приятным. Как же ей жить-то дальше?
Она даже вздрогнула от бодрой припевки, которую завел ее коханный.
Ой, мама, люблю мэд,
Бо вин солодэнький.
Ой, люблю гармониста,
Бо вин молодэнький!
Голос у Дмитро хороший, звучный, даже теперь, когда он передразнивает какую-то голосистую казачку. Семен рассказывал, что с такими голосами, как у Митьки, хорошие запевалы получаются.
– Меду-то нальешь? – спросил он у Любы, останавливая подводу у плетня Салтыковых и подхватывая бочонок. – Я помогу.
Сразу видно, у казака Салтыкова крепкое хозяйство. Нет, пожалуй, в станице человека, у которого в доме не было бы глечика меда – то ли чайком себя побаловать, то ли на тот случай, когда к кому-то из семьи простуда привяжется. Давно известно: она меда не любит.
Ульи у Салтыковых стоят обычно у гречишного поля или на поляне у леса. Но сейчас ульи перевезли на подворье. Не сегодня-завтра похолодает.