– Сема, тебя не убьют? – прильнул к нему Гришка, как будто старший брат единственный мог остановить сгущавшуюся над семьей тучу.
– Не слушай ты никого! – откликнулся старший брат.
Но получилось, будто под словом никого он имеет в виду мать, и поправился.
– Может, и правда у мамы что-то болит.
– Надо ее в Екатеринодар везти, – солидно проговорил Гриша.
А Семен опять виновато подумал: если бы он своей поездкой не ввел семью в дополнительные расходы, то можно было бы мать и в самом деле в Екатеринодар повезти.
В день отъезда на службу, на подворье у Гречко собралась уйма народу. Сестра Любаша прибегала накануне – у нее дома тоже был переполох, отправлялся на службу муж Василий.
Хотя уряднику эти сборы были не впервой, но тоже занимали много времени.
Люба расцеловалась со старшим братом и, убегая, шепнула:
– Братику, еще на майдане увидимся!
Семен с отцом и с Гришкой вымылись в бане, казак надел все новое и чистое. До того просмотренное отцом с особой тщательностью. Он пальцами прощупал каждый шов гимнастерки, с помощью Зои Григорьевны все отгладили и отпарили – будущим воинам предстоял долгий путь до Екатеринодара.
Пришел со своей жинкой, бабой Людой, дед Онисим, крестный Семена. Пришел крестный Гриши – Петро со своей Пелагеей, и с бандурой, на которой исполнил очень длинную казачью песню:
Конь боевой с походным вьюком
У церкви ржет: кого-то ждет.
В ограде бабка плачет с внуком,
Молодка возле слезы льет.
А из дверей святого храма
Казак в доспехах боевых,
Идет к коню из церкви прямо
С отцом в кругу своих родных…10
Пришли дядья Семена, каждый принес с собой то кисет, то платок вышитый – раз уж у племянника жены не было.
Зоя Григорьевна из последних сил сдерживалась, чтобы не зарыдать во весь голос. Она надела на шею сыну ладанку со святой землей и веточкой полыни, и не могла сдержать дрожь в руках. «Сыночек, родной, куда ж я тебя на погибель отправляю!»
Все станичники были уверены в том, что со дня на день начнется война. Правда, гадалка раскинула бобы и сказала:
– Вернется твой сын, Зоя, не бойся, живой вернется…
Она открыла, было, рот, чтобы сказать что-то еще, но так и не сказала, только повторила:
– Живой, это точно!
И все равно холод дурного предчувствия не уходил из души Зои Григорьевны. Но она не могла позволить себе, показывать свое горе станичникам. Разве у нее одной сын на службу уходил?
Всей родней Гречко направились в храм, куда уже стягивались другие уходящие на службу казаки, шли к исповеди и причастию. А потом уже с провожающими вместе слушали молебен о заступничестве святых в службе.