– В тебе я не сомневался ни минуты. Давно бы был в партизанах, если б не твои ноги. При себе держал, как самого надёжного, на всякий случай. А болтать до времени не приучен. Тебе, кстати, пришлось жить у тётки Мотри в бане после сычёвского расстрела потому, что мне надо было согласовать твою переброску в отряд. Согласовать-то я согласовал, только команда поступила другая, командование отряда приказало тебе перейти на нелегальную работу и определило нас на этот завод. Так что гляди в оба, ничем себя не выдавай. Скоро нас переведут работать на склад, будешь вплотную работать с писарем. Через него будешь получать липовые накладные и так далее. Он тебе всё скажет.
Такого резкого поворота в жизни я не ожидал.
Я и Володька работаем на вещевом складе.
Директор завода у партизан свой человек, нам же надлежит через заводской склад снабжать партизан одеждой, обувью и всем необходимым. Володька работает на приёмке продукции, а я на выдаче.
Писарь, угрюмый, пожилой человек, встретил меня не очень ласково, даже накричал. А когда мы остались одни, то попросил не обижаться и что это надо для порядка, чтоб все видели. Затем, понизив голос, говорит:
– Инструкции простые – обычные немецкие машины грузите, как и положено, согласно документации. Партизанские машины тоже грузите согласно документации, только липовой. Партизанская машина будет приходить всегда одна и та же, с одним и тем же водителем. Я её тебе покажу. Главное, чтоб офицер, отвечающий за склады, ничего не заподозрил. Следи за порядком, немцам это нравится.
Даже странно как-то. Я теперь партизан-подпольщик. Я чётко выполняю поручения немецкого офицера, порядок на складе у меня отменный и лейтенанту это очень нравится. Грузы со склада, уходят своими дорогами. Я, как и Володька щеголяем в хороших сапогах и всё на нас чистое и приличное. Этого требует офицер. Он говорит, что мы лицо склада. Такая жизнь ни мне, ни Володьке даже не снилась.
И всё бы было хорошо, если б не офицерская собачонка по имени Пита. Маленькая, злая, фунт веса, она, почему-то сразу стала относиться ко мне настороженно. Что ей не нравилось во мне неизвестно, то ли своим фашистским нутром чуяла псина, что этот рабочий не тот, за кого себя выдаёт, то ли чего ещё. А может быть она недовольна тем, что и меня, и собачку офицер называл одним именем – Пита. И когда он зовёт «Пита», к нему бежим я, и собачка одновременно. Это офицеру нравится, это его веселит. Таким образом, проявляется в нём его фашистская натура. Собачку наоборот, это злит и она на меня злобно рычит, когда мы вместе подбегаем к унтеру. Видимо, она считает меня своим соперником в отношении к хозяину и ревнует.