К дому вела привычная дорога: через мост, дальше по тропинке через поле, в крошечный подлесок, оттуда на невысокий холм – чтобы немного удлинить себе путь – и вниз, в деревню. Всю дорогу в голове её крутилась одна мысль: только бы из людей никого не встретить, взглядов и вопросов любопытных избежать, цветочек утаить. Зимой развлечений народу мало, и, если понесётся молва по деревне, обязательно попрутся все по очереди на чудо смотреть, а то и всем скопом явятся, отбоя от них не будет.
Вот показались ближайшие дворы, большой колодец, залаяли собаки. Немила ускорила шаг, почти побежала, а на оклик соседки, прозвучавший из-за забора, отговорилась, что замёрзла, и мигом шмыгнула за дверь, оставляя без ответа возмущённую реплику: «Так не гулять надоть, а делом заниматься! Кто делом занят, тот никогда не мёрзнет!»
Терпеть не могла Немила эту розовощёкую, похожую на свинку Смеяну, и детей её невоспитанных тоже. В отсутствие батюшки так и норовила та к ним в дом залезть, якобы с проверками ходила, на самом деле возле Злобиной кухни тёрлась, якобы рецепты выведывала, а сама стряпни напробоваться не могла: то со своим младшим дитёнком-поросёнком пяти лет от роду в кашу немытые пальцы засунет, то к киселю овсяному стои́т принюхивается, то от хлеба свежевыпеченного оторваться не может. И всё приговаривает: «Ах, какие же вы везучие, вчетвером в таких хоромах живёте, подумать только, у каждой отдельная комната! Дед ваш покойный расстарался, всю жизнь на этот дом положил, и надо ж – помер через неделю после того, как последнюю ставень на окно повесил. Столько сил истратил, считай – впустую! Сам-то в доме и не переночевал ни разочка. Я вот думаю иногда, что, если нам с муженьком халупу свою расширить, а потом как прикину, сколько сил придётся на этакий домину тратить, и кумекаю про себя: да ну его! У нас на шестерых целых две комнаты, живём себе и в ус не дуем».
Пробежала Немила через сени в горницу, оттуда, прислушиваясь к каждому шороху и стараясь ступать по ступенькам как можно тише, на второй этаж, и – в свою светлицу. Лишь плотно закрыв входную дверь, она наконец смогла скинуть с себя полушубок и посмотреть, что сталось с цветком.
– Красный мой, прекрасный, если бы не я, то замёрз бы, бедненький, – с нежностью приговаривала она, с удовольствием прислушиваясь к собственному мелодичному голосу. В помещении цветок стал будто бы ещё краше – стебелёк что выправка царских вестников, головка гордая, лепестки во все стороны топорщатся.
Ёмкости, куда поставить цветок, равно как и воды, в комнате не было. Немила на цыпочках спустилась вниз, осторожно выглянула из-за печи и уткнулась взглядом в толстый Злобин зад. Старшая сестра была практически единоличной хозяйкой кухни, у неё было полно́ собственных придумок и секретов, как сделать еду ароматнее и вкуснее. Немила в дела Злобы не вникала, потому как ей это было не особо интересно, а на наставления старшей сестры, навроде: «И кто тебя, такую неумеху, в жёны-то возьмёт?» презрительно фыркала.