Утром Щербаков проснулся в остывшем танке. Затекшие ноги привычно лежали на спаренном с пушкой пулемете. Изо рта шел пар, оставляя иней на холодной поверхности наблюдательного прибора командира ТКН-ЗМ. Потянувшись, насколько это возможно в тесной башне, лейтенант повернул ручку командирского люка и толкнул его вверх. Внутрь ворвался морозный воздух вместе с ослепительным светом солнечного дня. Щурясь от яркого солнца, Александр выглянул наружу. Поначалу глаза привыкали к слепящим лучам, отражавшимся от лежащего повсюду белого снега. В кристально-чистом воздухе наконец-то всё видно до горизонта с темнеющими на нем Кавказскими горами. По обе стороны тянулся Терский хребет, сзади к танку подходил знакомый лейтенант из пехоты, а внизу, куда нацелилась пушка танка, черным пятном расстилался огромный разрушенный город.
– Это что за город? – махнул в сторону дымящихся вдали многоэтажек Щербаков.
– Грозный, Саня, – ответил подошедший к танку командир мотострелкового взвода Игорь Вологжанин.
– Грозный?! – воскликнул Щербаков. – Надеюсь, ближе мы его не увидим? – попытался пошутить он.
– Да, очень бы не хотелось, – ответил лейтенант-мотострелок.
На обед Щербаков ходил в офицерскую палатку-столовую на КНП 2-го МСБ, ужин и завтрак развозили на ГАЗ-66 по подразделениям. Но порции маленькие, а на холоде есть хотелось постоянно. Кравченко раздобыл на ПХД большую жестяную банку комбижира, литра на три, а то и больше. Белый комбижир мазали толстым слоем на черствый хлеб, посыпали солью и ели, представляя, что это хлеб с салом. С питьевой водой тоже проблемы – рядом никакого источника, воду возили из Толстого-Юрта на ПХД для приготовления пищи. Попить чай или кисель можно только во время приема завтрака, обеда или ужина, в другое время набирали в кружку снег и растапливали его на горящих таблетках сухого горючего, оставшихся от сухпаев. Потом сухое горючее закончилось, и днем стали топить снег на костре из сырых веток, а ночью, если очень хотелось пить, пили дистиллированную воду, выданную в полуторалитровых бутылках для дозаправки аккумуляторов. Но такой водой напиться невозможно, поэтому пить хотелось всегда. За несколько дней съели весь комбижир и выпили все девять бутылок дистиллированной воды.
Погода улучшилась, днем ярко светило солнце, снег наполовину растаял, обнажив рыжую землю. В некоторых местах она бордово-красного цвета, словно пропитанная кровью. Теперь в прицел можно хорошо рассмотреть чернеющий вдали город с дымящими кварталами. Всего в четырех с половиной километрах, прямо по курсу, тянулась длинная взлетно-посадочная полоса грозненского аэродрома Северный, а за ним одноэтажные пригороды Грозного. Дальше торчали разрушенные многоэтажки центра города. На склонах хребта горели нефтяные факелы, с рёвом выбрасывая пламя из недр обугленной земли. В безветренную погоду столбы черного дыма от них поднимались высоко в голубое небо. Часто в разных частях города мерцали вспышки взрывов – это артиллерия обстреливала городские кварталы. Но интереснее всего наблюдать за бомбардировками авиации. Самолет порой не видно, доносился только далекий звук реактивных двигателей, а затем длинный ковёр идущих один за другим взрывов, превращающих очередной район города в руины. Особенно красиво такое смотрелось ночью в прибор ночного видения. Небо, отсвечивающее зеленым, белые вспышки взрывов и пересекающиеся пунктиры трассеров.