Когда делали первое горячее опробование, за контролерами стоял опытнейший американский мастер проката инженер Кларк. Кларк волновался тоже, смотреть на блюминг пришел весь завод, каждое движение было больше, чем экзаменом. Чтобы скрыть волнение, Кларк начал свистеть. Свист создавал эффект самообладания и уверенности. Наши прокатчики волновались молча. Их подбадривал веселый голос Зараменского.
– Давай, Шаповалов!
Зараменский отскочил в сторону и пышущая жаром заготовка пошла на подводящий гольганг.
– Есть!
По обе стороны стана на неподвижных бортах рольгангов стояли слесари монтажных бригад, мастера, инженеры, техники, члены цехового комитета и цеховой партийной ячейки, – все, кто создавал это удивительное сооружение.
Заготовку пропустили через валки вперед и назад три раза. Стан работал безукоризненно.
– Хватит для начала, – сказал Попов Зараменскому. – Остыла уже. Завтра с утра снова начнем.
– И Зараменский, точно отбой на стрельбище, скомандовал:
– Дай назад! Наза-ад!
Шаповалов переменил вращение роликов, и раскаленная сталь, тонко позванивая, покатилась мимо печей Симеса в сторону стеллажей.
Люди расходились в необычайном состоянии. Метель за цеховыми стенами неслась, как музыка.
Возвращаясь, мы шли с молодым инженером под стальными переплетами смонтированных конструкций исполинского цеха второй очереди. На снежном ветру дико светили прожектора, хвостатым пламенем горели дымные костры. У костров прозябшие рабочие грели руки. Казаки вывозили из цеха на подводах землю. Никакого экскаватора поставить здесь было нельзя, приходилось преодолевать грунт вручную. Казаки вбивали кувалдами в промерзшую глину железные клинья. Глина, как чугун, была тверда. Она гудела глухим упрямым звоном. Клинья под ударами кувалд курчавились и шли туго.
– Когда я думаю о будущем нашего завода, меня охватывает волнение: перспективы его огромны, почти сказочны по своему размаху, – горячо заговорил вдруг инженер. – Каменного угля здесь неисчерпаемые богатства, новых месторождений своей, сибирской руды хватит на долгие годы, рельсы нужны нашей стране, как хлеб, только успевай катай, делай! Он поднял воротник овчинного полушубка.
Косые вихри алтайского снега летели над прожекторами размашистыми, непрерывно сносимыми вбок полосами. Доменные свечи в высоте пылали с таким шумом, что, казалось, где-то совсем близко за метелью бушевал морской прибой. И вдруг вихри облаков вспыхнули неимоверным красным светом, вознеслись до ошеломляющих пределов.
– В мартеновском плавку дают, – остановился инженер, любуясь. – Сегодня у них рельсовая сталь.