– А теперь скажи мне правду: что ты видишь в своих снах? – спросил он, не отрывая пристального взгляда от ее лица. – Я не верю, что видения темницы и даже Гая заставляют тебя так кричать.
– Сын, – помедлив, призналась Марианна. – Я вижу нашего сына, и каждый раз Гай убивает его. А я не могу не то что помешать, а просто пошевелиться, словно меня сковали невидимые цепи. Только смотрю, как он умирает.
– Бедная моя! – вздохнул Робин, на секунду закрыв глаза, и покачал головой: – Ну почему ты в первый же раз не сказала мне об этом?!
– Я подумала, что тебе и так хватило забот со мной, – с грустным спокойствием ответила Марианна.
– А еще ты подумала, что я охладел к тебе, – с пониманием усмехнулся Робин, – и, молча признав за мной такое право, попыталась найти себе опору в бесконечной череде дел, лишь бы не докучать мне собой. Ведь я говорил, что тебе не в чем себя обвинять! Милая, почему твоя гордость затмила доверие ко мне?
– Я признательна тебе за великодушие…
– Причем тут великодушие? – рассердился он. – Мэриан, я поколочу тебя, если услышу еще хоть слово о каком-то великодушии!
– Но ведь я действительно виновата перед тобой и всем Шервудом!
Прищурившись, Робин вгляделся в лицо Марианны и, сообразив, протянул:
– А!.. Пожалуй, я поколочу не тебя, а отца Тука за то, что он своими увещеваниями погрузил тебя в еще большее смятение, в котором ты и так пребывала без его наставлений. Ангел мой, ты должна была сразу же после разговора с ним обо всем рассказать мне, а не носить молча в сердце груз ответственности за весь Шервуд. Это мое бремя, а не твое.
– Рассказать тебе? Но ты так себя вел со мной, словно держал на отдалении. Стоило тебя обнять, как ты тут же отстранял меня. И целовал так, как поцеловал бы Кэтти или Клэр. Иногда мне казалось, что тебе невыносимо даже просто находиться со мной в комнате, если кроме нас двоих в ней никого не было. Я не могла понять, почему!
– Теперь понимаешь? – спросил он, и его глаза опять потемнели от желания. – Я терпелив, но и мое терпение имеет пределы. Даже простое касание твоей руки вызывало во мне кипение крови. Если бы я не знал, что огорчу тебя раздельным ночлегом… Мэриан!
– Неужели я тебе нравилась даже в рубцах и ожогах? – улыбнулась она.
– Тебя до сих пор посещают сомнения, что ты для меня всегда желанна? Будь на твоем месте другая, не ты, я бы, не задумываясь и ни в чем себя не упрекая, нашел бы утешение на стороне, а не ждал бы так долго твоего выздоровления, – ответил он и привлек ее к себе, прошептав: – Иди ко мне!
Он успел забыть, как она отзывчива на каждое его движение, как безоглядно вверяет себя, сливаясь с ним в одно целое. Забыл, как прекрасно ее лицо в россыпи светлых волос, как пробегает по ее ресницам нежный трепет, как дрожат губы, не успев удержать приглушенный стон. Но сейчас он все вспомнил и делал так, чтобы она вскидывалась и опадала в его руках, чтобы снова и снова не могла удержаться от стона. Когда же она, не открывая глаз, стала осыпать его руки поцелуями, ему снова пришлось сдержать себя ради предосторожности.