Ему было тридцать лет – еще молод, но уже в самом расцвете сил. Он показался мне олицетворением эльфийского короля. Граф приветливо посмотрел на меня, улыбнулся, но вдруг его взгляд стал внимательнее. Он оглянулся на стоявшего за ним ратника и сказал: «Эдрик, смотри, как этот мальчуган удивительно похож на Робина!» Эдрик бросил в мою сторону пренебрежительный взгляд и холодно пожал плечами. Но граф уже не смотрел на него. «Как тебя зовут, малыш, и чей ты сын?» – ласково спросил он. Ох, это всегда было самым тяжелым испытанием для меня – отвечать на вопрос о моих родителях! Но деваться было некуда. Граф ждал ответа, а лгать ему я не мог. И я пролепетал: «Меня зовут Уильям, ваша светлость, а моя мать – Барбара Скарлет». Невыносимый стыд жег мне сердце, когда я умолчал об имени отца. Полагая, что граф и сам догадывается о причине моего смущения, я робко поднял на него глаза, и выражение его лица меня ошеломило.
Вилл провел задрожавшей рукой по глазам.
– Как мгновенно изменилось его лицо! – глухо сказал он из-под ладони. – Его глаза были полны волнения и не отрывались от меня. Я подумал, что чем-то разгневал его и попытался улыбнуться. Напрасно! Моя улыбка повергла его в еще большее смятение!
Марианна знала почему: когда Вилл улыбался обезоруживающей улыбкой, его сходство с Робином бросалось в глаза даже незнакомым людям.
– Граф вдруг подхватил меня на руки и сказал: «Покажи мне свой дом, Вилл. Я хочу поговорить с твоей матерью». Сидя у него на руках, я показывал дорогу, а сам с тайной гордостью взирал на друзей, которые прятались в кустах и провожали меня завистливыми взглядами.
Вилл глубоко вздохнул и грустно улыбнулся.
– Помню, мать завидела нас еще издали. Она стояла в дверях, бессильно привалившись плечом к стене, и не сводила глаз с графа. Он подошел к ней и, не выпуская меня, с упреком спросил: «Почему ты ничего не сказала мне, Бэб? Ни когда уезжала из Веардруна, ни после?» – «Что бы это изменило, Альрик?» – с невыразимой печалью спросила в ответ мать, опуская глаза. Меня вдруг стало душить волнение. Они разговаривали так, словно давно знали друг друга. Он назвал мать ласковым именем, она его – просто по имени, не «милорд граф», не «ваша светлость»! Граф почувствовал, что меня знобит, и посмотрел мне в глаза. Не знаю, откуда у меня взялось столько смелости, но я прямо спросил его: «Милорд, вы – мой отец?»
Если бы ты знала, как мне было страшно, что он в ответ рассмеется надо мной и скажет: нет. Но он ласково улыбнулся, поцеловал меня в лоб и поставил на ноги. «Да, Вилл, ты мой сын. Я хочу поговорить с твоей матерью, а потом с тобой. Побудь здесь, я позову тебя». – «Только не говорите долго, – взмолился я, не в силах выпустить его руку, – ведь уже смеркается, и мама скоро отправит меня спать!» Мне казалось, что я умру, если расстанусь с ним даже на миг! Я столько раз видел его во сне, что сам теперь удивлялся, как я не понял раньше, что он мой отец. Он прочитал мои мысли как открытую книгу и потрепал по голове: «Спать я заберу тебя к себе. Мы обязательно поговорим с тобой, сын!»