Марианне стало не по себе от слов Робина. Она, как и сказал Робин, не однажды ощущала дыхание Шервуда как живого существа. Оно было добрым и любящим, но Робин прав: за любовь платят любовью и преданностью.
Она почувствовала, как его рука сильнее сдавила ее, и Робин вдруг признался:
– Не буду лгать тебе, Мэри, я никогда не оставлял надежду вернуть себе прежнее положение. А теперь я желаю этого всей душой ради тебя, мое сердце.
– Почему ради меня? – насторожилась Марианна.
– После того что случилось в конце января, я все чаще думаю о том, что отец Тук в свое время был не так уж не прав, когда призывал меня смириться и оставить тебя в покое, – помедлив, ответил он.
– Какое счастье, что эти мысли посетили тебя только сейчас, а не год назад! —воскликнула Марианна, крепко сжав его запястье.
Робин тихо рассмеялся, нашел ее губы и поцеловал Марианну.
– Ты слишком хороша, мое сердце, для жизни вне закона, – убежденно сказал он, когда поцелуй оборвался. – Я хочу вернуть все, что исконно принадлежало Рочестерам, ради того чтобы никогда больше не подвергать тебя опасности и лишениям.
Она подняла голову, но все равно не смогла различить в темноте выражение его глаз. Но, наверное, они были печальными, потому что печальным стал голос Робина.
– Я бы одевал тебя в шелка, бархат, дорогие меха, осыпал драгоценными украшениями. Твои покои в Веардруне были бы верхом изящества и уюта. Ратники с белым единорогом на гербе оберегали бы тебя, как не берегут и королеву! – говорил он, устремившись взглядом в призрачные виденья, встававшие перед его взором. – Я баловал бы тебя и как жену, и как самого любимого ребенка! В одном Эдрик прав: жизнь в Шервуде не для тебя, не для Клэр, ни для кого из вас – наших милых и нежных подруг. Вы безропотно переносите все тяготы и невзгоды, которые выпадают на нашу долю. А мы ничем не можем отблагодарить вас, избавив от участи, которая и мужчине не всегда бывает по силам, не то что вашим хрупким плечам!
Марианна решительно встала на колени и обвила руками шею Робина. Вот теперь, когда его лицо было совсем рядом с ее лицом, она увидела его глаза – задумчивые и действительно печальные.
– Любимый, а ты спроси нас, согласились бы мы променять жизнь в Шервуде на спокойное и сытое существование, но при условии, что вас, кого мы любим, рядом не будет? Из всех женщин Шервуда здесь только я. Но я уверена, что не ошибусь, сказав тебе, что каждая из нас ответила бы решительным и непреклонным отказом. Помнишь, как год назад, когда мы с тобой еще не были вместе, я пыталась у тебя дознаться, кто ты на самом деле? Ты не стал отвечать, – говорила Марианна, погрузившись взглядом в черные в ночной темноте глаза Робина. – Ты хотел, чтобы я любила тебя – не Рочестера, не графа Хантингтона, а тебя. Твое сердце, твой ум, твою душу. И я полюбила тебя так, как ты и хотел. Разве я была сильно удивлена, когда ты наконец открыл мне всю правду о себе? Нет, и не потому, что догадывалась. А потому, что для меня эта правда уже не имела значения. Она и раньше не имела значения: я спрашивала из любопытства, но уже любя тебя всем сердцем. Я влюбилась в тебя в первую нашу встречу. Сколько раз я потом кружила верхом по лесу в надежде встретить тебя!