– Где она?! – прорычал Гай и, отвернувшись от ратника, впился глазами в Робина.
Робин улыбнулся в ответ с нескрываемой иронией.
– Гай, ни для кого в Средних землях не составляет тайны твоя особенная приязнь к моей жене. Так неужели ты думал все это время, что я оставил ее возле себя, зная, что ты вот-вот заявишься в Руффорд?
– Где она?! – повторил Гай и обвел яростным взглядом жителей Руффорда, все это время хранивших тягостное молчание: – Вы спрятали ее! Признавайтесь, где вы укрыли ее! Выдайте ее сами! Мои люди перевернут вверх дном ваше селение, и когда они отыщут ее, вы все пожалеете, что появились на свет!
– Побереги свой пыл, Гай, – услышал он в ответ негромкий голос Марианны. – Я здесь.
Гай резко обернулся на голос и увидел, что он сам, его ратники, жители Руффорда – все окружены плотным кольцом конного шервудского войска. Он увидел, что на холках лошадей уже лежат приготовленные к стрельбе луки. Сама же Марианна сидела верхом на рослом жеребце, который на половину корпуса выдвинулся вперед из общего строя, и неотрывно смотрела на Гая. Ее даже в темноте серебристые глаза были полны странного и очень недоброго веселья. Рядом с ней на рыжем коне застыл в седле Вилл, положив ладонь на рукоять меча. Заметив замешательство Гая, Марианна улыбнулась чарующей улыбкой и прежним негромким голосом сказала:
– Руффорд – владение Невиллов. Зачем же мне прятаться на собственных землях? А вот что здесь делаешь ты?
Гай услышал, как за его спиной раздался приветственный гул, которым жители Руффорда встретили появление своей госпожи. Марианна рассмеялась и сама ответила на свой же вопрос скучающим голосом:
– Впрочем, что я спрашиваю! Бесчинствуешь и творишь произвол, как и всегда.
Он смотрел на нее во все глаза, но не узнавал. Она ли это? Где та беззаботная прелестная девушка, которая пленила его сердце одним небрежным взмахом длинных ресниц? Пленила первым же словом, сказанным чарующим нежным голосом! Где та, что казалась ему навсегда уничтоженной гибелью отца и жестоким насилием? Помнит ли она, как молила его о помощи, растеряв былую гордость? Где та женщина из подземелий шерифа, беззащитная и непреклонная одновременно, которая из-под ресниц с ужасом бросала взгляд на дыбу, украдкой обхватывая руками распухший живот? В ней – той, что он видел сейчас, – не осталось ничего от тех образов, которые он или просто помнил, или свято хранил в своем сердце. Если бы он не забыл черт ее лица, не видел светлых кос, спадавших с ее плеч на грудь, то принял бы ее за одного из стрелков вольного Шервуда.