Жак не сомневался в этом другом французе, Франсуа П., не ждал он подвоха и от своего товарища еще по первому этапу, русского шведа Олега П.[33], также арестованного в тридцать седьмом, в бытность студентом инженерного института, и осужденного за «шпионаж» одновременно с ним. Однако по окончании срока, в отличие от Жака, Олег П. сразу вышел на свободу. Он был инженером и ему пришлось остаться в Норильской области, где он работал «вольнонаемным». Олег П. был начальником строительства, на котором познакомился с Франсуа П., работавшим на той же стройке в качестве заключенного. К именам Франсуа П. и Олега П. следует добавить еще два: Алексея Г., информатора, чье поручение состояло в переводе с французского на русский переписки Жака с Франсуа П., и следователя Арсеньева, человека, сфабриковавшего дело в надежде, что это будет поставлено ему в заслугу компетентными органами.
Итак, однажды Жак, ставший наконец «свободным» и работавший по эту сторону колючей проволоки, получил через своего старого приятеля Олега П. письмо на французском языке от некоего Франсуа П. Мы знаем, что в 1948 году, спустя три года после славной победы над нацизмом, советские власти создали новую категорию исправительно-трудовых лагерей. В одном из таких «спецлагерей» и трудился Франсуа П. При посещении этого лагеря Олег П. приметил его и сообщил Жаку, что Франсуа «умоляет» свести его с соотечественником, о котором он слышал. «Я был очень взволнован, когда получил его первое письмо. Оно было написано по-французски, латинскими буквами, и даже почерк французский! Попадались мелкие орфографические ошибки, но при отсутствии хорошего образования французы часто допускают подобные ошибки! Франсуа П. рассказал мне свою историю. Он представился как француз-патриот, сражавшийся за Францию против гитлеровских войск. А я-то тем временем в своем ослеплении строил, как муравей, преступную тоталитарную империю, работал на великорусский империализм! Франсуа П. был арестован и в общем-то похищен русскими в Париже в 1945 году, получив срок в двадцать пять лет.
Теперь, когда моя вера в коммунистические идеалы трещала по всем швам, никто не мог бы вызвать у меня такое сочувствие, как француз, ставший жертвой той же системы, которая угнетала меня и стольких других людей. Мы переписывались несколько недель. Я посылал ему всё что мог – табак, немного сахара и масла, а главное, письма, в которых старался его утешить и поддержать. Он попросил у меня лимон “для химической операции” – и мне удалось добыть для него лимон. В другой раз он сообщил, что хочет “кое-что организовать” и ему для этого нужен шприц. Тут я начал сомневаться. Я посылал ему так называемые “бациллы” (на тюремном языке так назывались жиры, колбаса), но шприц посылать не стал. Не помню уже точно, о чем писал ему в письмах; в основном я старался его подбодрить, оживить в нем надежду. Олег тайно передавал эту корреспонденцию, а Алексей Г. переводил ее для следователя. Эта переписка до сих пор находится в красноярских архивах.