Я настаиваю на том, что, как правило, охранники не были садистами, хотя во время обязательной политической подготовки комиссары вбивали им в голову, что они имеют дело с гнусными врагами народа. Они бывали свидетелями крайне жестоких сцен. Они знали, что людей, которые сейчас моются в душе, будут, вероятно, пытать во время допросов, что всех их осудят, а многих расстреляют. Ведь исключений не было. Никто из тех, что попадали к ним в руки, не выходил на свободу. Ну разве что один на миллион. Расстрелы производились прямо в тюрьме. И часто те самые охранники, которые водили в душ, посылали пулю в затылок осужденному. В мире, где казни были постоянным, банальным делом, профессиональных палачей не было. Эту работу исполняли все по очереди. Мой охранник, пускавший для меня воду в душе, запросто мог оказаться палачом моего соседа – или моим. Но занимались они этим без особого усердия».
Душ продолжался несколько секунд. Темное, почти черное мыло размером со спичечный коробок. Не мыло, а комок вонючей грязи. Живо! Живо! Ополоснуться некогда. Вытираться тоже некогда, да и полотенца нет. Повезет тому, кто исхитрится не промочить одежду – он выйдет относительно сухим. Кто-то из иностранцев с Запада, более наивный, чем Жак, стал спрашивать, как ему быть, и получил ответ:
– Тут тебе не санаторий!
«Санаторий… Самая немыслимая роскошь советского человека. Попадали туда не все, но мечтали о санатории решительно все! Способен ли охранник на сочувствие? Такое и вообразить невозможно, малейшее проявление милосердия было смертельно опасно. Охранник сам находился под наблюдением двадцать четыре часа в сутки. И он об этом знал. Малейшее движение жалости, ободрения – и он пропал. Охранник никогда не скомпрометировал бы себя ради заключенного, даже если по природе это был незлой человек».
Промокший Жак вышел из душа, все еще веря, что его одиссея близится к концу, что скоро все будет в порядке, как и положено в стране коммунистов. Теперь ему предстояло в течение следующих двадцати часов подвергнуться новому обыску. «Обыск проходил в просторном помещении, где мы все были голыми, как черви. Как я узнал позже, по правилам полагалось, чтобы обыскивающий был того же пола, что обыскиваемый, но это правило соблюдалось не всегда, хотя и без особого вуайеризма. Охранницы просовывали палец, обтянутый резиновой перчаткой, в вагину женщинам. Мужчинам приказывали стать на четвереньки и раздвинуть ягодицы. Все места, где можно было спрятать любой, самый крошечный предмет, тщательно исследовались, – волосы, борода, рот, язык, подмышки».