Эти так называемые психические методы следствия применялись на протяжении всего советского периода. В середине 60-х годов, когда генеральным секретарем был Брежнев, а председателем КГБ – Андропов, началось широкое применение «специальных психиатрических средств». В отличие от прочих, они применялись исключительно к инакомыслящим.
Смерть под пытками была сравнительно редким явлением, так как следователи проходили соответственную подготовку, а в сомнительных случаях приглашали врача, который определял, следует ли прекратить пытки или же можно продолжать. Решение принимал начальник следственного отдела. В акте о смерти погибшего под пытками указывали «инфаркт сердечной мышцы».
И все-таки Жак утверждал, что не замечал в следователях какой-то особой жестокости, скорее это были ревностные бюрократы, неспособные на личную инициативу: «Если по прошествии определенного времени следователю не удавалось получить запланированные “признания”, он запрашивал начальника следственного отдела, нельзя ли “применить меры воздействия”. Начальник ставил свою подпись под документом, в котором скромно указывалось, что “специальные меры” разрешаются. Здесь не избивали кого попало просто для удовольствия, как нацисты. За все мои двадцать лет каторги я по пальцам могу сосчитать тех, кто наслаждался, мучая людей. Это не мешало огромной системе подавления человека человеком работать на полную мощность».
В первые годы советского режима для следствия не устанавливалось никаких твердых сроков. Потом был определен предел отсрочек, которые, впрочем, можно было продлевать. Во время Большого террора следствие продолжалось обычно от пяти до семи месяцев. По некоторым делам Президиум ЦИК СССР обязал следственные органы вести следствие «в ускоренном порядке», и обвиняемых «судили» и расстреливали не более чем через 10 суток после ареста. Но в тот же период были случаи, когда следствие длилось по 2–3 года. Солженицын уточняет: «Отпущенное же для следствия время шло не на распутывание преступления, а в девяносто пяти случаях на то, чтобы утомить, изнурить, обессилить подследственного и хотелось бы ему хоть топором отрубить, только бы поскорее конец»[17].
Жак добавляет к реализму Солженицына немного теоретических рассуждений: «В отношении нравственности, законности или гуманизма подобных действий позиция была ясна. Нравственно, законно и гуманно только то, что служит интересам советского государства. Согласно марксизму-ленинизму нет формальных “нравственности”, “законности”, а лишь “классовые” или “социалистические” нравственность и законность. И Ленин писал: “Для нас нравственность подчинена интересам классовой борьбы пролетариата… В основе коммунистической нравственности лежит борьба за укрепление коммунизма”. Ленин сказал также, что коммунистическая партия есть “передовой отряд пролетариата”. Этим передовым отрядом руководил Центральный комитет, который, в свою очередь, подчинялся Политбюро, то есть, в сущности, горстка людей бесконтрольно определяла, что законно и демократично, а что нет.