– Ну, было…
– Было и прошло, ты хочешь сказать? Но, почему? Ответь, тебе что, неинтересно стало?
– Наоборот. Просто чем больше знаешь, тем больше вопросов. Все меняется…
Ты, вот что, друг, ты, главное, вовремя останавливайся, когда Вселенная в себя втягивать начнет, а то мозг может лопнуть. Не вмещается пока в наш мозг Вселенная.
– Ох, и разумный, – причмокнул Поэт, – Ох, и разумный, аж, страшно, – с усмешкой повторил он, прихлебывая чай.
– Нет, не разочаровался я ни в чем, – вернулся к теме Художник, – Слава Богу, этот период уже давно прошел. Просто взял паузу. Вынашиваю идею…
…Вообще, контраст яркого многоцветья Земли и черной бесконечности космоса много лет главенствовал в его творчестве.
Ему не давал покоя этот безмолвный движущий мир. Вселенная.
Летящие в черной пучине осколки бывших планет, влекущая тайна мироздания…
Художник встал, оперся о перила балкона и долгим взглядом унёсся в небо. В хороводе звезд уже вовсю сиял безупречный серебряный диск Луны, заливая все вокруг мягким свечением.
Художник вдруг повернулся к Поэту и с требовательными нотками в голосе, спросил:
– А ты бы согласился лететь на Луну без гарантии возврата?
Вопрос был неожиданный и застал друга врасплох.
– То есть? – не понял Поэт, – Улететь с концами?
– Да. Вот такой эксперимент. Согласился бы?
– Я нет. И никто бы не согласился в здравом уме.
– Угу, никто! Сказать тебе, как моя картина называется? «Нелюбов», она называется!
– Что Нелюбов? – недоверчиво переспросил Поэт, – не понял… Это чья-то фамилия?
– Это чья-то трагедия. Вернее, не чья-то, а советского космонавта, так и не попавшего в космос.
– Ну, там у них хватало, трагедий…, – перебил его Поэт.
– В том то все и дело, что это известный факт, – горячо продолжал Художник, – одна роковая встреча поставила крест на судьбе человека. Нелюбов был отлично подготовлен, вынослив и хорош собой, но ничего уже не учитывалось, он попросту был отчислен из отряда космонавтов. И всё. Долгие годы жил надеждой на возвращение, и все эти годы держал в себе страсть, сжигающую его изнутри, – КОСМОС. И трагически погиб, а может быть, сам сделал этот шаг.
Вот тебе и сермяжная правда, – никто не заступился!
А вдруг ничего не вырастет? А вдруг вырастет, да не то? Пропадай пашня! Понял теперь?
И вот я думаю, что если бы этому человеку предложили лететь на Луну без гарантии возврата, он бы согласился. Вот он бы согласился!
Художник рубанул рукой воздух и вскинул на Поэта глаза, полные благородного негодования.
Поэт, во время этого монолога, сидел не шелохнувшись, с удивлением взирая на своего всегда вальяжного немногословного друга, и молчал.