– А говорил, что первый раз на орбите. – Кир стоял в дверном проеме, опираясь на него плечом. – Малаца, быстро освоился. Пошли, Олимпия готова тебя принять.
– Уже? – ему только сейчас пришло в голову, что сегодня он занимался чем угодно, только не готовился к разговору. Конечно, нормальному человеку к разговору готовится было бы и не нужно, но нормальные люди сейчас изображали занятость в офисе где-нибудь на поверхности земли, даже не думая о кипучей орбитальной жизни у них над головой. Так что он набросал какие-то вопросы в заметке на планшете, да и забыл о них.
– Нет, ты можешь, конечно, написать ей записку в стихах и послать с цветами, если ты старомодный ухажер. Но лучше сразу пообщаться лицом к лицу.
– Ладно, пошли.
– Зачем тебе вообще понадобилось ее видеть? Рисовать ее будешь?
– Писать, а не рисовать… Может быть, если она согласится. Но дело не только в этом. Художнику, понимаешь ли, нужно не только увидеть, но прочувствовать. Я хочу почувствовать атмосферу станции, атмосферу космоса…
Кир хмыкнул.
– …ну ладно, вакуум космоса, если ты настаиваешь. И кто, как ни она, поможет мне полностью погрузиться в ваш мир?
Олимпия. Она была чуть больше чем просто человеком. Первый ребенок рожденный за пределами Земли, она была еще и символом новой эпохи. Ребенком, впрочем, она уже не была, недавно отпраздновав свой двадцатый день рождения. И за эти двадцать лет, она ни разу не ступила на поверхность Земли.
Она родилась еще на первой международной космической станции. Случайность, во всяком случае так утверждали официальные источники. “Молодые, красивые люди, закатанные на многие месяцы в болтающуюся в безграничной темноте консервную банку – это должно было случиться рано или поздно.” – таким было мнение людей, от официальных источников далеких. Скорее всего, случалось это и раньше, но до крайности не доходило. В случае Олимпии же, то ли ее мать настояла на том чтобы оставить ребенка, то ли потому что не было технической возможности прервать беременность, или как источник бесценной информации для ученых – одно дело ставить эксперименты с крысиными эмбрионами и экстраполировать информацию на человека и совсем, совсем другое – действительно проследить за развитием человеческого ребенка в условиях микрогравитации. В закулисье НАСА тогда, наверное, шли увлекательные беседы на тему биологии, этики, логистики и юриспруденции. Но они канули во времени, не став достоянием широкой публики.
Впрочем, широкая публика тоже вела подобные беседы, хотя и заменяла накалом эмоций некоторый недостаток эрудированности. Особенно уцепились за новость сторонники и противники абортов, причем обе стороны решили, что случай подтверждает именно их правоту, что они друг другу и доказывали в длинных интернет-дискуссиях. Конспирологически настроенные умы, в свою очередь, пришли к выводу, что это, несомненно, новый план мирового правительства, и, в не менее длинных обсуждениях, пытались выяснить в чем конечная цель этого плана – порабощение, или же полное уничтожение человечества. Были и те, кто видел в происходящем бесчеловечный, жестокий эксперимент. Но самым распространенным мнением было то, что это хорошо. Не совсем понятно чем именно, но все-таки хорошо. Так, еще до рождения, до того как ей дали имя, Олимпия была знаменитостью, Звездным Ребенком. Но, к счастью, для нее все это море чувств и мнений бушевало где-то глубоко внизу. А потом о ней забыли. Не совсем, конечно, мелькали редкие заметки в специализирующейся на технике и космосе прессе. Но, когда стало ясно, что она растет здоровым и, насколько позволяли обстоятельства, нормальным ребенком, оказалось, что обсуждать больше нечего. Тем более что на горизонте выросла новая тема для обсуждений – Космический Лифт.