И так во всем. Время начинает распадаться на «спать» и «не спать», потом на день и ночь, потом еще на кусочки поменьше, и общие понятия «есть» постепенно делятся на кусочки, и появляются завтраки, в которые едят кашу и тосты, и обеды, в которых еда распадается на первое, второе и третье, и так далее, пока весь мир не разложится на понятные кусочки лего.
Понимание этого восприятия делает максимально понятным большинство «капризов» и прочих нелогичных требований. Мне кажется, что ребенок видит ситуацию как целостную картинку. Если вспомнить любое собственное сильное впечатление – как в нем важны детали! Я помню, как пустила лошадь в галоп по берегу моря, помню до сих пор, и в этой картинке есть все: и серый цвет неба, и шум шторма, и запах лошадиного пота, и взрывающая сердце радость полета и свободы. И если бы я еще раз оказалась в такой ситуации, и мне бы предложили ехать не на лошади, а на осле? Или вместо шторма сделать жару и штиль? Вот мне почему-то кажется, что все незначительные ситуации для детей гораздо более эмоционально насыщены, чем думаем мы, и они так же целостны и неразделимы. И если мы когда-то впервые сказали малышу: «Это твоя новая чашка», – то вот эта синяя чашка, и голос мамы, и гордость, которую он испытал, именно новизна эмоции у него сложились в этот отпечаток. И он снова и снова хочет пережить эту новизну гордости или что-то еще, чего он, маленький, впервые пережил в какой-то момент с этой синей чашкой, а мы ему говорим: «Да какая тебя разница, пей из желтой». НЕТ! Гордость, самостоятельность, первые осознанные ощущения «я пью сам», ощущения бортика пластмассы на губах, ручки чашки в руках, сока в ней – все это обязательно, а мы говорим «Желтая», а мы говорим «Какая разница»…
Или он сидит катает машинки, я говорю: «Пойдем ложиться, пора спать»; он кричит: «Не-е-ет, не хочу-у-у». И я, глупая, занудно объясняю, что спать нужно. Но он не против спать, он против того, чтобы я разрушала что-то важное и здоровское, что происходило в этот момент. Он говорит «нет» отказу от радости катания машинки, от всей этой радости тяжеленькой красной машинки в руках, от того, как у нее колесики поворачиваются на ковре, интересно, и он сам их поворачивает и так и сяк, а тут мама пришла и говорит: «Прекрати радость». Нет, мама, конечно, так не говорит, мама говорит «пойдем спать», но по сути мама говорит: «Прекрати радость». И если мама скажет: «Бери машинку с собой, пойдем наверх», – он с радостью пойдет, потому что он не против спать, он против – отдать машинку.