Таким рынок был пятьсот лет назад, точно таким же он остался и сегодня.
Мама усадила меня прямо на тротуар, раскрыв чемодан перед весело марширующей публикой, и, недоверчиво проводив меня взглядом, пошла по своим делам.
Уже через некоторое время ко мне стали подходить зеваки, но ни одного из них не прельщали грязные поцарапанные пупсы, и они раздосадованно расходились.
Я смиренно сидела перед открытым чемоданом и смотрела по сторонам, просто наблюдая происходящее вокруг, – очень знакомое мне состояние. И чем больше я наблюдала эту жизненную киноленту с ее мелькающими картинками – живо торгующих продавцов, чинно общающихся пожилых дам, деловито разглагольствующих о последних мировых событиях синьоров, курящих и пьющих горячий кофе молодых людей, играющих в салочки детишек, – тем отчаяннее я понимала, что ничего не знаю о мире людей. И несмотря на то, что по какому-то року судьбы меня превратили в человека, в молодую женщину, внутри я все еще оставалась куклой.
Мне так и не удалось найти себя в этом мире, таком знакомом и абсолютно чужом для моего сознания. Я не знала, чего стоит человеческая жизнь, чего стоят деньги, где и как они достаются, как правильно и верно с ними обращаться. Как дальше строится человеческая жизнь? Чем различается жизнь мужчины и женщины? Как люди находят свои вторые половинки? Как обрести друзей и в чем суть истинной дружбы? Я не имела и капли представления, как и где искать и кто может полюбить меня и за что? Зачем заводить семью? Зачем нужны дети? Как приходит счастье и куда оно уходит? И я боялась, что у меня закончились силы на поиск ответов и, даже если я проживу еще сто лет, мне не понять, кто́ я и что́ значу для всего этого огромного, удивительного, прекрасного, сложного, чудесного мира!
А еще я чувствовала, что теряю надежду и не хочу всего этого.
Пока я была куклой, жизнь моя текла размеренно, ожидая меня в старой коробке на чердаке, с проплывающими облаками на безмятежном небе. Сегодня, завтра, послезавтра, сто, а может быть, тысячу лет я знала, кто́ я. Человеческое существование же было неподвластно, бесконтрольно и неподъемно для моих внутренних сил и переживаний. И от всех этих безнадежных мыслей я расплакалась. Впервые за эти долгие два года, которые мне показались целой вечностью, несмотря на то, что я так надеялась обрести свой дом, свою семью и свое место.
***
Горькие слезы отчаяния тихо текли по моим щекам. Я не хотела, чтобы мама видела меня такой, и усердно вытирала соленую воду, но она продолжала бежать ручьями, и я ничего не могла поделать. То зеркальное озеро слез, что скопилось за эти годы, уже было невозможно выплакать. И они все текли и текли и полностью заволокли мой взор, так что я даже не обратила внимания, что какая-то белокурая женщина вот уже минуту разговаривает со мною. Я подняла на нее свои глаза, полные слез, и сначала не поняла, о чем меня спрашивают.