Как–то на стоянке, когда оруженосца отправили за хворостом, а Мовиграна ещё не успела снова улизнуть в лес, Алистер задал ей вопрос: «Почему ты защищаешь его? Он же мой слуга, зачем ты влезаешь в наши отношения?» Не раздумывая, женщина ответила: «Потому что ты находишься здесь, в лесу, где нет твоего государства, где твоя власть ничтожна, а имя никому не известно. Здесь все равны. И когда кто–то пытается поднять свою голову выше других, я хочу привести его к балансу. Во всём должен быть баланс.»
Алистеру казалось, что этого, как и многого другого, о чём говорила женщина, он снова не понял, или понял, но не так, как того требовалось. Однако спорить с дикаркой он всё же не стал. Паладин прекрасно понимал принципы власти и как она образуется в любом обществе; он знал, что в этом лесу у него нет силы, а у кого нет силы, у того нет власти. У Мовиграны есть сила, но не физическая, нет. У неё огромный опыт, необходимые навыки и, казалось, бесконечное знание — вот её сила, вот, что впечатляло и воодушевляло Алистера.
Переночевав, группа выступила в поход на рассвете, время которого никто, кроме дикарки, определить не мог из–за бесконечных толстых крон. К утру они оказались на опушке леса в нескольких километрах восточнее от того места, где славиземцы вошли в лес.
— И вот мы пришли. Край леса. — коротко резюмировала женщина.
— Что мы теперь будем делать? — беззаботно спросил Алистер, наслаждаясь ветром, которого он не ощущал уже несколько дней.
— Полагаю, что путь ваш теперь лежит к столице. Поведать ты хотел начальству своему о том, что видел, где бывал.
Слова женщины будто окатили паладина холодной водой, не ожидавшего такого поворота.
— Что значит «ваш»? — с удивлением спросил Алистер.
— Значение такое же, как и всегда. Здесь граница двух государств: моего — лесного и твоего — Славизема. Я довела тебя до твоего, как и обещала. Дальше моим сто́пам хода нет.
— Почему тебе нет хода по моей земле? — с истинным недоумением продолжал Алистер.
— И вновь вопросы глупые?
— Да в чём глупость?!
— Скажи мне, паладин, за что изгнали юновлян? За что их смерти предавали?
— Это было сотни лет назад!
— А гнев живёт и по сей день. В ваших краях о мне с презрением говорят, «ведьма» — так кличут меня. В людя́х твоей земли я страхи пробуждаю и гнев в свой адрес возбуждаю.
— Ты не пойдёшь со мной только потому, что кто–то считает тебя ведьмой? Абсурд!
— Не так сказала я. Пойти с тобою я могу, но не сама — по приглашению только твоему, как гость в земле чужой.
— Получается, я должен тебя пригласить в мою страну?