Через день, или два, точно так же, наши повар и ездовой с полевой кухни, поехали кормить людей на передовую, а кормили немцев. Однажды я сам вот такой же ночью, вернее вечером, шёл один на наблюдательный пункт. Дорога знакомая, а видимости ни какой. Ориентироваться не по чему, и я прошёл отворот от дороги на наблюдательный пункт. По времени чувствую, что должен дойти. Остановился, прислушиваюсь и всматриваюсь в эту темень, в эту снежную мглу. И вот заметил: мерцает огонёк едва заметно. Размышляю: где бы он должен быть? Потом до меня дошло, что я в деревне, занятой немцами. И огонь этот в школьном окне со стороны станции Сажное. Я пошёл назад, Благополучно добрался до своего наблюдательного пункта.
Командир взвода спрашивает: «Что-то ты очень долго шёл?» Так я говорю: «Прогулялся до немцев, был по ту сторону школы». Потом был такой случай: из села Сажное вышли два немецких танка. Направились в нашу сторону. Мы их видим, сидим и ждём. Нас на наблюдательном пункте пять человек. Двое разведчиков со стереотрубой, двое телефонистов и командир батальона. Оружия у нас – один наган у комбата, и больше ничего. Окоп наш немудрящий, глубиной около метра. Над ним перекрытие поперёк окопа несколько жердочек. На них настлали старые, полугнилые доски. На досках слой земли сантиметров пять-десять толщиной и снег, сколько навалило и удержалось. Вот и всё. Между землёй и крышей щели на толщину жердей. Через эту щель и велось наблюдение за противником. На одной линии с нами были окопы командиров других батарей, и командира дивизиона. В полукилометре от наших окопов были окопы второго дивизиона. Так вот, танки направились один – в расположение окопов нашего дивизиона, второй – в расположение окопов второго дивизиона.
Танки идут, мы сидим. Один поравнялся с нашим окопом и остановился в метрах двадцати, двадцати пяти от окопа. Заглушили двигатель, разговаривают. Я смотрю в щель. Потом стала поворачиваться башня. Остановилась пушка, направленная в сторону нашего окопа, но задрана вверх. Потом пошла вниз, остановилась на нашем окопе. Я ложусь сверху на товарищей и шепчу: сейчас выстрелят, пушку навели. Не успел я высказать – выстрел! Разрыва не последовало. Лежим. Потом завели двигатель, танк пошёл дальше, к нам в тыл. Мы стали считать потери, оказалось: у комбата разбило фляжку с водкой, помяло крышку у польского телефонного аппарата и кое-кому достались удары комышками земли по разным частям тела. Это все потери, что понёс наш первый дивизион. Второй дивизион не усидели в своих окопах, пустились наутёк, но видимо уже вблизи от танка. Понесли большие потери, не помню, сколько именно человек. В том числе и командир дивизиона был убит пулемётным огнём.