– Не рассуждать! – Емельян был настроен, всё же, примирительно, но в пределах допустимой нормы.– Вредных агитаций не разводить! Тут подобные дела ответственным товарищам решать надобно, а не кому попало!
Конечно же, Рында подошёл почти вплотную к Емельяну и сообщил красному командиру, что является автором всего происходящего и по его воле анархисты непременно уйдут из-под расстрела.
На такие провокационные разговоры Емельян Фолин среагировал своеобразно и адекватно, он просто сказал:
– Отойди, дурачок сельский в сторону! Не мешай дело делать!
– Но позвольте не согласится с вами,– начал было спорить с командиром писатель-либерал. – Я ведь очень многое могу.
– Будешь кукарекать, очкастый эсер или кто-то ещё там,– предупредил его Емельян,– то расстреляем вместе с черепоносцами.
Рынде ничего не оставалось делать, как подчиниться.
Пленных анархистов поставили в один ряд почти в центре села, за огородами, неподалеку от реки Амгунь. По меньшей мере, взвод «зелёных» стрелков выстроился, чтобы свершить, по их понятиям, священнее дело по борьбе с классовым врагом, короче говоря, расстрелять негодяев. Слава богу, что расстреливать, уже было почти некого, кроме этих четверых. Кто спасся, кто погиб в бою, кто скоропостижно вступил в общество большевиков… У всех по-разному.
А ведь даже тогда российской партией, вполне, и очень просто можно было назвать компанию, верхушка которой состояла из чрезмерно смуглых господ, иностранных разведчиков и прихлебателей из числа отечественных манкуртов, уголовников и бичей, не желающих работать где-либо и кем-либо. Кто никогда не держал в руках лопаты, тот жил припеваючи… «Надрывался» на других ответственных участках.
К анархистам надменной, многозначительной походкой подошёл Емельян.
– Эх, ты, – с презрением сказал он Павлу, – разбойник! А ведь был человеком. Даже в малолетстве в красных командирах шнырял. Выходец из рабочей семьи, а теперь – шваль болотная. Сожрут тебя черви!
– Тебя, Емелька, они давно сожрали, – почти спокойно ответил Павел, за словом в карман не полез. – Ты ведь – кровавый шут, олух царя красного. А точнее, верный пёс… для любой власти сгодишься. Нос по ветру держишь, да и душонкой своей жалкой – флюгер, малина-земляника.
– Болтай-болтай! В ножки бы мне упал, отблагодарил за то, что от пыток я вас освободил. Подохнете без всяких… выдумок.
– Сгинь, нечистая сила! – отчётливо и довольно смело произнёс Афанасий и перекрестился.– Сгинь! Умри, а то и совсем засни!
– Крестись, крестись, мужик! Гром грянул – вот и крестишься. Перед смертью – можно. Нам глубоко плевать, что какой-то труп оказался не атеистом,– ухмыльнулся Емельян и обратился к Юлии.– Что скажешь, сеструха? Отвоевалась, подстилка анархистская?