Цезарь по-прежнему держал перед его лицом руку и молчал. Сановников царя била дрожь.
Я подошёл к мальчишке, поднял парик и неторопливо надел его на влажную голову Птолемея и обернулся к римлянину.
– Цезарь, перед тобой царь Птолемей, владыка Египта.
Полководец резанул меня удивлённым взглядом. Его белокожее лицо стало багровым и исказилось гримасой, похоже на страдание. Он хрипло ответил:
– Хорошо. Я подумаю над этими словами. Но, независимо от моего решения, я, волею римского народа, объявляю царицу Клеопатру единственной государыней, с которой будет говорить Рим.
Полководец сделал мне знак: следовать за ним, и стремительно вышел из комнаты. Во дворе, уже в окружении своих всадников, Цезарь внимательно всмотрелся в меня и сказал:
– Странный ты человек…Найди Клеопатру и приведи её ко мне.
Однако разбирая поводья коня, он не спешил покинуть двор, несмотря на то, что римские легионеры кричали ему с улицы, что вокруг них увеличивалась толпа возмущённых горожан, которые начали бросать в легионеров камни.
Но вот Цезарь повернулся ко мне и, презрительно кривя тонкими длинными губами, воскликнул:
– То, что я легко могу простить гражданину Рима или не обратить на это внимание, я не прощу египтянину! Запомни это, Латуш. В следующий раз ты поплатишься головой. А пока – цени моё милосердие!
И он ускакал на улицу.
Александрийцы, узнав о том, что Цезарь хотел возвести на трон великих царей Клеопатру и сместить Птолемея, возмущённые, вооружились, кто как мог, и сбежались к дворцу царя царей. При виде полководца, они, осыпая его бранью, крича: «Подстилка Никомеда!» обрушили на него град камней и палок. И ему вместе с центурией солдат пришлось мечами прокладывать себе дорогу в людском море.
Горожане осадили дворец, где укрылся Цезарь, а два дня спустя, когда появился римский легион, Ахилла ввёл в город свои войска. На улицах Александрии началась битва, которая продолжалась более месяца. Горожане в озлоблении искали Клеопатру, чтобы предать её смерти, обвиняя царицу во всех бедах и несчастиях, что поразили страну.
Боясь, что она в темноте подземелья могла угодить в ловушку и погибнуть, я немедленно помчался по улице, ища вход в лабиринт и, найдя, долго бродил под землёй, разглядывая пыльный пол, где могли остаться следы Клеопатры. Она сидела в коридоре, прижавшись спиной к той двери, которую так неосторожно захлопнула. Её руки и лоб были покрыты царапинами. Видимо, царица в первые секунды, оказавшись в лабиринте, бежала объятая страхом.
Она с визгом кинулась мне на шею, но тут же отпрянула назад, торопливо достала из пояса небольшое зеркало и, оглядев израненный лоб, дико завопила: