Подросток то и дело заступал ему дорогу, повисал на его плече, и Иуда в раздражении оттолкнул незнакомца рукой.
– Мальчик, ну, что тебе нужно от меня?
Но счастливо выражение лица Марии не изменилось. Этот резкий, грубый толчок она восприняла, как нежное прикосновение к себе, а слова Иуды для неё были полны божественной музыки. Их значение не дошло до сознания женщины. Она видела, слышала и чувствовала только то, что хотела видеть, чувствовать и слышать. Весь мир в эту минуту был Иудой. Мария не могла оторвать от него взгляда, не могла разжать пальчики, которыми судорожно сжимала его священные кисти таллифа, глубоко вдыхала воздух, который окружал Иуду.
Она задержала его и остановила. Люди, идущие позади них, сердитыми окриками, толчками заставили Иуду выйти из толпы. За ним выскочила Мария.
Иуде было всё равно: стояли статуи принцепса или нет. Он не ощущал зова крови и единство с иудейским народом. Здесь, в родном Иерусалиме, он был римлянином и чужаком, презиравшим единобожие и религиозный фанатизм иудеев. В далёком Риме, его память хранила наивные детские воспоминания, полные добра, и он мечтал вернуться на родину, видя её в мыслях прекрасной землёй с прекрасными людьми. Но едва Иуда приехал в Палестину, как понял, что он в душе римлянин. И всё, что происходило в Галилее и Иудее, ничуть его не трогало, а наивная вера людей в Мессию – смешила. Теперь он досадовал, что бросил римскую службу, полную развлечений, пиров, красивых женщин и весёлых забот.
Сейчас, в эту минуту Иуда, глядя на отчаянные, злые лица иудеев с досадой спрашивал себя: «Зачем я с ними? Что мне до их глупой затеи: убрать статуи, которые меня не оскорбляли?» перед мысленным взором Иуды прошли картины вечно ликовавшего Рима. И ему страстно захотелось вернуться на римские улицы.
Иуда горестно вздохнул и. не замечая Марию, продолжал мысленно говорить: «Нужно немедленно послать письмо Гортензию. Он поймёт меня…» В это время толпа остановила своё движение. Люди плотно, один к одному сдавили друг друга, попятились назад, начали разворачиваться и вскоре устремились по улице вниз, сбивая с ног слабых и затаптывая на смерть. А в этом бегущем море людей, то тут, то там мелькали рослые, огромные римские легионеры, переодетые в одежду иудеев, с кнутами в руках, которыми римляне секли народ.
Когда Иуда очнулся от своих горестных размышлений и поднял голову, то он увидел, как с горы по улице группа легионеров с хохотом бежала вниз, волоча за руки, фарисея Зосиму, тогда как другая группа била его кнутами. Улица уже была пустынной. Иуда, который только что находился в лучезарном Риме, не понимая, что происходило на дороге, не чувствуя ни жалости, ни сострадания к фарисею Зосиме, ни обиды на него за учителя, шагнул навстречу легионерам и властно крикнул: