– Я не судья тебе, иуда.
И быстро ушёл. Из кустов на дорогу в мужском одеянии выехал всадник, закутанный в плащ и в длинный арабский платок, что полностью укрывал голову, оставляя узкую щель для глаз. Это была, конечно, царица Иродиада
Иуда бросил на её обнажённые колени страстный взгляд и сказал:
– Я никак не могу насладиться тобой, царица.
И он потянулся к её ногам, нетерпеливо обнажая их и скользя по ним вверх горячими руками. Он стянул с седла нежное, податливое тело, которое едва оказалось в его объятиях, как напряглось, желая кожей ощутить прикосновение кожи Иуды.
Иродиада сильным рывком разорвала на себе. И вот уже блистая белоснежным телом, царица опустилась на камни спиной, не чувствуя боли, закрыв глаза и в нетерпении ловя руки Иуды, каждое прикосновение которых причиняло ей сладкие муки. Она, жаждая познать все восхитительные блаженства, которые таились между бёдрами в глубине, подставила своё тело Иуде…
Когда Иуда и царица, вернулись в город, Иуда, рассеянно глядя на иудеев, встрепенулся, узнав в одном из них убийцу своих родителей – Манасию! Тот постарел, но глаза хищника с прежним вниманием высматривали в толпе людей тех, кто улыбался, не смотрел в сторону Храма, беспечно говорил. И вот уже найдя наивного иудея и готовя в рукаве, и готовя в рукаве свой кривой нож и растягивая в добродушной улыбке толстые, фиолетового цвета губы, убийца в предвкушении поживы мягким скоком догнал жертву. Заговорил, гладя и целуя – ведь сегодня Пасха – разомлевшего иудея.
Узнав Манасию, Иуда с диким рычанием ударил плетью коня и бросил его вперёд. Обезумевший конь встал на дыбы и едва ли не одним прыжком домчал до убийцы, который уже обняв жертву, хотел вонзить в неё кривой нож. Иуда обрушил плеть на занесённую руку Манасии, и она переломилась. Нож, блистая остро отточенным лезвием, упал на землю. Люди сразу поняли, что перед ними секарий и в ужасе попятились, побежали прочь. А иные торопливо опустились на колена, повернулись лицом в сторону Храма и запели псалмы.
Прекрасная царица, зная от Иуды о смерти его родителей, помчалась к нему и попыталась рукой закрыть его лицо, чтобы Манасия не запомнил, не узнал Иуду. Но Иуда рукояткой плети отшвырнул нежную руку, спрыгнул с коня, чтобы добить убийцу. Но тот, неотличимый от прочих иудеев одеждой, уже стоял на коленах и истово молился, глядя в сторону Храма, а боковым зрением наблюдал за бегающим в толпе Иудой. По его морщинистым щекам катились мутные слёзы от дикой боли, но тем громче он хвалил Бога.
Едва Иуда вернулся в седло и догнал оскорблённую царицу, как секарей тотчас вскочил на ноги и, прячась за спины людей, за углы домов, пошёл следом за всадниками. Из его коротко обрезанного рта вылетали странные звуки, которые настолько сильно пугали иудеев, что они, не оглядываясь на этот диавольский рык, в страхе бежали прочь.