В последующие дни, когда остатки разбитой армии отступали к морю, в сторону Птолемаиды, у Публия было время подумать. И он думал, думал так, что раскалывалась голова и снова к горлу подступала тошнота. Желудок опять начал его подводить, во рту становилось горько, возможно, впрочем, что от горьких мыслей. Вот, думал инженер, он, Публий Коминий Аврунк, живет на свете четвертый десяток лет, ест, пьет, возлежит с женщинами и вкушает вино, только совершенно непонятно, зачем он это делает? Все вокруг него живут для чего-то… Далеко в Италии римляне расширяют границы Республики и несут латинский образ жизни неразумным народам, даже если сами носители этого образа этруски, вроде Перперны. Повелители империй двигают войска в надежде отвоевать еще один клочок земли или разграбить еще один город. Мелкие правители, вроде царя Дeметриады, интригуют против Рима и соседей, обманывая и приворовывая. Иудеи сражаются за право молиться по-своему и обрезать новорожденных мальчиков. Даже смешливый и циничный Никандр, даже угрюмый Гордий, оба они воюют за своего царя и процветание своей державы. А за что бился под Бейт-Хороном он, Публий? За похлебку и пару сестерций? Что оставит он по себе, после того как эта бессмысленная жизнь закончится? Ни семьи. ни детей у него не будет в этих дальних странах, где он всего лишь никому не нужный чужак. Шедевров архитектуры он тоже после себя не оставит, ведь не считать же таковыми покосившиеся стены Хакры, а за изготовление стрелометов и балист его вряд ли будут прославлять как Калликрата, Иктина или Фидия. В общем, по всему получалось, что он живет никому не нужной, и пустой жизнью. Эти мысли не давали ему покоя, и, погруженный в них, он не реагировал ни на скабрезные шуточки Никандра ни участливые взгляды Гордия.
В город войско не пустили и им пришлось разбить лагерь в роще южнее городских ворот. Здесь Публия нашел царский чиновник и приказал выступить обратно в Хакру. Евреи уже контролировали почти всю Иудею, но сильный отряд вполне мог, по уверению лазутчиков, пробиться в осажденную крепость. Впрочем, о правильной осаде речь не шла и в Хакру вполне можно было не только попасть, но и выбраться из нее, что сирийцы и делали, периодически нападая на Ерушалаим. Однако остальная Иудея была в руках мятежников, которых называли маккавеями по прозвищу их вождя, Иуды Маккаби, "еврейского Молота", третьего сына Маттитьяху. Слухи о нем и его войске ходили самые противоречивые. Поговаривали, что маккавеи продали души какому-то очень темному богу и, поэтому, неуязвимы в бою. Еще утверждали, что пойманных ими сирийцев иудеи не то съедают живьем, не то долго и изощренно насилуют, а потом все равно съедают. Никандр презрительно называл эти слухи "выдумками трусов и недоумков".