Огнезар вздрогнул, сотворив обережный знак, и все не мог отвести глаз от зловещей птицы. Мишата же смотрел только на мать и брата. Любава тоже заметила ворона. На лице ее отразилась мрачная тень тревоги.
– Проси же! Скорее, пока не поздно!
– Кого? Кого просить, матушка? – Незнакомый Вольга обернулся к Любаве. Заметил на пороге Мишату.
– Дубина! Родича своего проси! Семаргла. – Мишата не знал, как вырвались у него эти слова. Однако они оказались верными.
Словно осенний лист слетела с Вольги тревога. Теперь он знал, что делать. Прикрыл глаза, протянул руки к ярко пылающему в печи огню. И заговорил на незнакомом, хриплом и отрывистом наречии. Мишате эти слова напомнили речь купцов с севера, жилистых и светловолосых, с кусочками зимнего льда вместо глаз. На поясе они носили мечи, а их корабли порой ощеривались головами морских змеев.
Огонь вспыхнул, словно кто-то подкинул в него сухой бересты. Языки пламени словно шарили вокруг – кто посмел потревожить огненного бога. Вольга замер, словно в потрескивании пламени слышал внятную речь. Кивнул и снова заговорил. Он просил, убеждал, угрожал. Мишате, хоть он и не понимал ни слова, было ясно, о чем просит брат. Унять жар Забавы. Вернуть ее в мир живых. Быть может, Вольга даже догадался сказать, что отнял девушку у водяного. Тогда Семаргл точно решит помочь – они с дедом водовиком давние неприятели.
Наконец Вольга замолчал. Он стоял опустошенный, словно только что оставил раздувать меха, пока дядька Огнезар доводит до белого каления заготовку меча. Потом медленно, словно бы нехотя, подошел к Забаве и положил ей на грудь ладони. От влажной рубахи повалил пар, девушка тяжело закашляла, беспокойно заметалась, словно стараясь скинуть с груди непрошеный жар. Но потом успокоилась, задышала ровнее. На щеках заиграл румянец.
Когда Огнезар опомнился и подлетел к дочери, она уже спала крепким сном завершившего тяжкий труд человека.
– Вот теперь, Огнезар, можешь забирать дочку домой. – с гордостью глядя на сына, заговорила Любава. – На поправку Забавушка пойдет. А уж если и Семаргл не помог, значит ничто не поможет.
Огнезар, бочком протиснувшись мимо Вольги – а это было сложно – при ширине кузнецовых плеч. Скинул тулуп, укутал в него дочь, поднял на руки, благо вес был не больше ковадла, которым он правил в кузнице острия кос. Да так и понес, не проронив ни слова.
Нечай куда-то делся, незамеченный.
Любава смотрела на сына со смесью страха и гордости. Вольга смотрел на огонь, на свои руки, словно впервые видел их. Первым пришел в себя Мишата.