Их прервало появление Виктории, стройной блондинки в шелковом струящемся платье цвета морской волны:
– Мальчики, мама ждет вас в столовой, ужин остынет. Как утомила нас, бедных девушек ваша политика…Максимильен, мы все.. в нашей семье…вас так любим…уделите же внимание и нам…
Они уже собрались в столовую, когда на ступенях лестницы ведущей наверх появился Робеспьер:
– Огюстен, Норбер, поднимитесь в мою комнату. Виктория, скажи маме, мы ненадолго…
Комната располагалась в мансарде второго этажа и была весьма маленькой и скромной, всю обстановку составляла узкая кровать, застланная голубым одеялом, письменный стол, несколько полок с книгами и документами и несколько стульев. Максимильен жестом указал брату и Норберу на стулья, сам сел на кровать.
– Мадемуазель Масийяк и ее родственники могут остаться на улице Сент-Флорантэн – при этом он метнул быстрый взгляд из под полуопущенных ресниц в сторону побледневшего Норбера – работайте и дальше, и закончите свой доклад к последним числам июля, мы сумеем его использовать в нужное время. Как поживают наши общие «друзья», Норбер, есть сведения, они едва не растерзали вас по поводу этого доклада и исчезновения девицы Масийяк?, – на его тонких губах появилась слабая усмешка.
– Да, это происходит постоянно в эти два месяца, на днях отбита очередная атака, гражданин Робеспьер. У меня есть предположение, что перепечаткой английских брошюр, обвиняющих вас в диктаторстве и тирании занимаются отнюдь не одни роялисты, но и некоторые наши доблестные коллеги…, – Куаньяр чувствовал себя крайне неловко.
Робеспьер сделал небрежный жест, на его тонком бледном лице появилась легкая гримаса усталости и отвращения:
– Это не предположения, а факты. Знаю даже конкретно, кому этим обязан…
Из-за двери послышался мягкий девичий голос: «Мы вас ждём!»
– Мы идем!, – и мягко обращаясь к собеседникам, – сегодня у нас вечер отдыха и литературы, то есть мы можем ненадолго позволить себе отвлечься от жестокого мира политики и грозящих опасностей в обществе друзей и красивых девушек.. Кстати, Норбер, слышал, вы неплохо умеете декламировать стихи наших классиков?
Норбер не успел ответить. Огюстен рассмеялся:
– У него немало талантов и отличная память. Он сможет процитировать почти дословно и твой доклад «О принципах политической морали», а он немал объемом. Знает даже кое-что из твоих юношеских стихов, но я тут не при чем, в этом проболталась Элизабэт!
Робеспьер слабо улыбнулся, холодность взгляда испарилась, по смягчившимся чертам лица было видно, что ему приятно это слышать, но он сказал лишь: