Пальцами эдак показал, мол, за дверью лестница вниз. В подземелье, значит… Нет, я бы согласилась в замке жить, но чтобы дерева в нём побольше было, а то от камня одна неуютность…
– Скажи‑ка, – медленно проговорила Соня, не доверяя мелькнувшей в голове мысли, – а давно заболел твой супруг Антуан?
– Аккурат перед тем, как на наших землях стала чужая повозка появляться. Я‑то сперва внимания не обращала: ездит и ездит себе. Всё равно у нас там ничего не растет. Может, тот, кто ездит, себе таким манером путь сокращает. Непорядок, конечно, но ежели это какой сосед, то чего из‑за ерунды ругаться?
Эмиль первый не выдержал. Говорит: «Что‑то сей пришелец у нас ворует». Я рассмеялась – чего у нас можно воровать? Но Эмиль предложил вместе с ним пройтись, посмотреть. Ведь тот ездок не просто так проезжал мимо. Нет, он поставит свою черную карету, или как там она называется, фургон, что ли, и стоит эта повозка, подолгу стоит. И пошли мы посмотреть…
– Среди дня хоть пошли, не ночью? – улыбнулась Соня, поощряя Агриппину, которая морщила лоб, словно случившееся представало перед нею теперь в каком‑то ином свете.
– Понятное дело, дождались, чтобы этот странный ездок опять к нам пожаловал, да и пошли ему навстречу. Эмиль шпагу взял, я – топор…
– Чего ж Эмиль топор не взял? – усмехнулась Соня.
– Французы всё норовят со шпагами ходить. Модно это. Как женщины брошки да бантики носят, так и мужчины – шпаги.
– Но вы же вроде не на прогулку вышли?
– Понятное дело, – с возмущением проговорила Агриппина, – каждый хочет своё добро защитить. Я в тот момент и не подумала, чтобы Эмилю топор отдать. Топор – оружие русских людей…
Вот вам крепостная девчонка! Звучит‑то как: топор – оружие русских…
– Ты смотри, как стала рассуждать! – вслух удивилась Соня.
– Думаю теперь помногу. Аристократы, я ещё в Петербурге нагляделась, часто сидят и думают. Что же им ещё делать, когда всю работу слуги выполняют? Надо и мне привыкать… Так вот, я подумала: ежели этот нарушитель чужих владений что‑то на наших землях прячет, то и накинуться может, от страху‑то… И место выбрал, негодяй, – лучше некуда. Нам и из окна не видно, что он делает, – деревья загораживают, и с дороги его никому не заметно – там низинка. Юркнул в неё, и нет тебя! Сейчас небось ваше сиятельство скажет, что я, как всегда, издалека начинаю.
– Не скажу, – покачала головой Соня. – Даже поощрю тебя. Ту коробку, мной привезённую, что ты отнесла не глядя, можешь принести и распаковать. Я же помню, как ты пирожные, что ела в Петербурге у Григорьевой, расхваливала. Вот я тебе и привезла таких же. Те, что я брала в кондитерской на Невском, французскими назывались. Авось эти не хуже, самими‑то французами испечённые!