Вряд ли, думала она, мужу в Светлане нравилось только то, что она моложе и свободнее в общении. Даша попыталась себя оценить беспристрастно: она была лучше. Не хвастаясь. И бюстик у неё был покрасивее, и ноги подлиннее, и волосы пышнее. И глаза больше.
Тогда что его привлекло? Она мысленно спрашивала об этом, но вовсе без надрыва, словно о постороннем человеке. Как-то всё происходило в ней незаметно. Она медленно отторгала Виктора от себя. Словно он был прикреплен к ней сразу несколькими корешками, вот она и не спеша отрывала их от себя. Один за другим.
Олеся, увидев её через десять дней после очередной встречи, ужаснулась:
– Дашуня, что с тобой происходит? Ты уже в тень превратилась. Боже, ты же на глазах таешь! У тебя ничего не болит?
– Ничего… Правда, на днях я, кажется, упала в обморок, представляешь? Но это же цирк! Ты слышала, чтобы в наше время кто-то просто так падал в обморок? Я имею в виду здоровых людей.
– Здоровые не падают, – согласилась Олеся. – Нет, надо что-то делать!
– Что? – равнодушно спросила Даша.
Олеся задумалась.
– К гадалке ты идти не хочешь… Знаю. В церковь пойдём.
– Я же в неё никогда не хожу.
– А теперь тебе это нужно.
– Мне ничего не нужно. Я прекрасно себя чувствую. И вообще у меня всё есть…
– Кроме души, – подсказала Олеся.
– Не говори глупости, человек без души не живёт.
– Даш, ты прямо как робот. Уж лучше бы поплакала.
– Плакать? Вот ещё!
Подруга внимательно посмотрела на неё и сказала:
– Собирайся.
– Ты, Олеська, как следователь: собирайтесь, вы арестованы.
Но то ли шутка получилась не смешной, то ли им всем сейчас было не до смеха.
– А где дочь?
– У мамы.
– Тем лучше. Про Виктора я не спрашиваю. «Там, где ты, нет меня», как поёт Пугачёва… Да, и платочек прихвати. На голову.
Даша позволяла подруге собой командовать и вести себя туда, куда та считала нужным. В последнее время у неё оставалось всё меньше сил. То есть, пока она работала, всё было нормально. И в самом деле, дела согласовывались, строители делали то, что ей было нужно, но стоило Даше остаться одной, как она самой себе напоминала шарик, из которого потихоньку выходил воздух.
А когда весь воздух выйдет, шарик ляжет жалкой невзрачной тряпочкой, годной разве что для того, чтобы уложить её в горшочек. Или в ящичек. Странно, такие мрачные шутки всё чаще стали приходить ей в голову.
Наверное, в этом состоянии можно существовать очень долго. Живёшь, ешь, дышишь, почти ничего не чувствуешь. Вот ещё бы не худеть.
В церкви народу было мало. Наверное, они попали в такое время. Между службами.
Олеся и здесь всем распоряжалась. Купила свечи Даше и себе. Подвела к иконе. Там, где «за здравие».